Семейные хроники Лесного царя - Антонина Бересклет (Клименкова)

также довелось носить некоторое время назад. Ксаарз решил, что должен бережнее относиться к подаркам, сделанным от чистого сердца.

Прежде чем покинуть поляну, он сотворил себе плащ из листвы и тонких побегов. По его воле в мерзлой земле пробудились растения: стрелами пробились сквозь снег, дотянулись до его плеч, опутали, оплели, соткали ткань из густых крепких стебельков, упавшую широкими складками до самых пят, и утеплили по всей длине пышной листвой. Правда, стоило побегам разорвать связь с землей, (не станет же лесной царь стоять на одном месте, как привязанный!) и сочная изумрудная листва моментально почернела, обожженная морозом. Зато по кайме каждый листочек покрылся белой полосой инея. Ксаарз пожал плечами, заставив плащ сухо зашелестеть. Хотя бы защищает от ветра, уже хорошо, да и выглядит неплохо. Нужно будет на досуге поиграть с вьюнками, придумать особый сорт, чтобы листья, даже засыхая, оставались мягкими и плотными наподобие животной кожи.

— О, надо же! Дракон? — воскликнул Ксаарз, бесшумно проникнув в бывшую берлогу, теперь больше похожую на пещеру. Пахло сырой землей, копотью, неровные стены были опалены огнем. На черноте особенно ярко выделялись змеящиеся зеленые побеги и длинные белесые корни, тянущиеся к незваному гостю, чтобы оплести покрепче и по возможности удушить.

Дракон оказался не слишком крупный, примерно с корову размером, если, конечно, не считать длинного тонкого хвоста, «лебединой» шеи и не учитывать размах изящных перепончатых крыльев. Попутно огрызаясь на ожившую шуструю зелень, ему удалось разрыть нору, увеличив логово под себя. Хозяин Леса еще на подходе подивился, что снег почернел от выброшенной свежей земли, кучками, комьями и вроссыпь разбросанной вокруг лаза в берлогу.

— О, надо же! Эльф? — в тон ему пророкотал гость. Правда, вместе с чистосердечным удивлением в голосе крылатой ящерицы звучало куда больше раздражения и усталости. Похоже, он пытался устроиться здесь на ночлег или даже на зимовку, но решительно воспротивившиеся этому колючки и зеленые плети ужасно мешали улечься и отдохнуть.

— Я полагал, драконы вымерли, — пояснил своё удивление Ксаарз.

Он бесстрашно прошел дальше, приблизился к дракону на опасное расстояние, так что даже растениям стал ясен риск. Корешки и плети потянулись к хозяину Леса, словно собирались его удержать от безрассудного дружелюбия, а желательно и вытолкать наружу, на холод. Однако Ксаарз не обратил внимания на такие «уговоры» и не дал утянуть себя за одежду. Вместо этого сбросил с плеч мешающий плащ и завесил им выход, чтобы закрыть от ветра и начавшегося снегопада. Плащ моментально «прижился» на новом месте, выбросил во все стороны побеги, вцепился в земляные стены, пол и потолок, выпустил новую зеленую листву, от которой приятно запахло свежестью и весной.

— А я полагал, что эльфы предпочитают теплые края, и в этих кошмарных северных землях ни один ушастый дурак не поселится по доброй воле, — парировал дракон с небольшим запозданием, ибо несколько мгновений был сильно занят: его длинный острый нос вместе с клыкастой нижней челюстью ненадолго стянула очередная назойливая плеть, которую пришлось порвать и перегрызть. По тому, как морда скривилась от брызнувшего сока, Ксаарз сделал вывод, что дракон не из тех зверей, что любят пощипать молодую травку.

— Что же привело тебя в эти кошмарные северные земли, о дракон? — поинтересовался хозяин Леса.

Ксаарз резко выбросил руку вбок, тем самым заставив дракона вздрогнуть в напряжении, но оказалось, что он лишь хотел поймать сидевшего на земляной стене жука. На раскрытой ладони лесного владыки жук, подчиняясь непроизнесенному колдовству, в считанные секунды вырос до небывалого размера, сделавшись больше кулака. Он оказался светляком: мягкое бирюзовое сияние от его брюшка пятном прорезало темноту в норе. Ксаарз вновь посадил жука на стену, на сплетение корней и побегов. Впрочем, как сам хозяин Леса, так, похоже, и дракон, имели достаточно острое зрение, чтобы прекрасно видеть друг друга без такого скудного светильника, и всё же при свете в берлоге стало уютнее.

— Я странник, видишь ли, — ответил дракон, беспокойно ёрзая всем телом: не получалось улечься на земле, ибо из нее постоянно вылезали новые и новые побеги. — Я искал место, где можно было бы отдохнуть и поспать. Я удивил тебя? Есть еще причины, чтобы рыть нору посреди зимнего леса?

— От тебя исходит сильный жар, о дракон, — заметил Ксаарз, приблизившись еще на шаг. Он протянул к нему руку, однако без разрешения всё же не дотронулся до твердой кожи, блестящей в полумраке глянцем морщинок-чешуек.

Дракон не счел необходимым отвечать, презрительно фыркнул, испустив через ноздри струйку дыма. Хозяин Леса закашлялся, дракон имел запах не самый приятный, нечто вроде опаленной на костре шерсти и старой стельки мужского сапога, просушенной на углях до поджаривания.

— Из-за твоего жара, из-за твоего пламени Лес пробудился от зимнего сна, — сказал Ксаарз.

— Я заметил, — сухо отозвался дракон, лапой пришибив особенно надоедливый росток, и скривился из-за мстительно впившихся в подушечки мелких колючек.

— Если ты желаешь остаться и пользоваться радушием Леса, прошу, назови свое имя, — предложил Ксаарз.

— Ты хочешь сказать: твоим радушием? — прищурил вишнево-красные глаза дракон. — Ты-то сам кто такой?

— Я — хозяин Леса, зови меня Яр.

Ксаарз представился так, как назвала его малолетняя внучка ведьмы. Девчушке не хотелось ломать язык, и он согласился, ведь новая жизнь требовала нового имени. Тем более мелюзга, лишь недавно научившаяся выговаривать «р», забравшись к нему на руки, объяснила свой выбор ясно и просто: «Ты такой же яр-р-ркий, как солнышко!»

— Не собираюсь тебя никуда звать, — хмыкнул дракон, поймав на слове. — Подозрительно это, больно ты молод, чтобы быть владыкой собственных земель. Даже для эльфа ты выглядишь слишком… сопляком.

Ксаарз не собирался обижаться на уставшего зверя.

— Ты