Нет моей вины - Мира Айрон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Знаем, знаем, Катенька! — Римма Артуровна стиснула её руку своей маленькой сухой рукой. — Что тут скажешь в утешение? Только время лечит. Словами не помочь.
Катя кивнула и обнаружила в руке новый бутерброд. Она даже не помнила, как съела предыдущий.
Они долго разговаривали, сидя за большим круглым столом, вспоминали школьные времена. Римма Артуровна рассказывала о том, как сама когда-то училась. Постепенно разговорился и Артём, стал почти прежним.
— Ну что, Бабушкина, пойдём работать? — насмешливо спросил он, спустя время, и первый поднялся из-за стола.
— Идите-идите, я тут сама! — Римма Артуровна легко подтолкнула вознамерившуюся убирать со стола Катю вперёд.
Глава вторая
Они вошли в одну из комнат. Там едва слышно гудел компьютер, который Артём так и не выключил. Экран монитора, однако, погас, и Артём нажал на кнопку компьютерной мышки.
— Ну собственно, ничего сложного. Я буду диктовать, а ты печатай подряд. Потом отредактирую текст. Надеюсь, гипс всё же когда-то снимут! — он усмехнулся и снял компьютерные очки, в которых был до сих пор.
— Надо очки? — спросил он у Кати.
— Нет, — она покачала головой. — Они мне будут только мешать.
Катя устроилась в компьютерном кресле, а Артём сел на стул неподалёку.
Через час она печатала уже вполне бойко, Артём был очень доволен. Конечно, сначала он очень расстроился, что Олеся в очередной раз кинула его, подослав к нему в помощь эту серую мышку Бабушкину. Роста она среднего, и сама она вся какая-то средняя. Сколько он помнил её (а помнил с первого класса), она всегда носила одну и ту же причёску: каштановые длинные волосы были гладко убраны в тугую косу, спускающуюся до самой поясницы. Ни локонов, ни чёлки. Никаких украшений, даже серёжек нет в изящных аккуратных ушах. Зелёные глаза смотрят всегда спокойно из-под длинных тёмных ресниц, на носу круглый год веснушки. Рот большой, но улыбается или смеётся она редко, очень уж серьёзная.
Артём читал где-то, что самая устойчивая психика у женщин, которые всю жизнь ходят с одной и той же причёской и не меняют цвет волос. Если верить этому утверждению, то оооочень устойчивая психика у Бабушкиной. Бабушкина — олицетворение спокойствия и уравновешенности.
Её попросили помочь, и вот она пришла помогать, и сидит, и печатает… Ничто её не напрягает, никуда она не спешит, не бросает нетерпеливых взглядов на часы. Видимо, своих дел, кроме работы, нет никаких. Скромняга. Как они подружились с Олесей? Это всегда было загадкой для него. Они такие разные!
А ещё через час Артём поймал себя на мысли, что Олеся никогда не смогла бы помогать ему так эффективно, как Катя. Олеся не была настолько вдумчивой и серьёзной, печатала намного медленнее, и точно норовила бы не работать, а затащить его в постель. Её бы даже присутствие бабушки не смутило, двери бы закрыла, и всё… Бабушка очень деликатная, она и близко к его комнате не подходит, когда у него гости.
Конечно, он был всегда в восторге от её безбашенности и лёгкости, но ему приходилось на многое закрывать глаза. У него нет доказательств, но он давно уверен в неверности Олеси. Однако не пойман — не вор, а собирать компромат Артём не намеревался. Он привык к Олесе, они были вместе очень долго. Почти всегда. Артём не представлял себя в каких-то других отношениях.
Они проработали три часа подряд, а потом Катя засобиралась домой, сославшись на то, что нужно отдохнуть перед сменой. Смена завтра с утра. Она бы вполне успела отдохнуть и так, но подозревала, что Римма Артуровна скоро усадит её обедать. Это было уж слишком, по мнению Кати. Настолько злоупотреблять гостеприимством Суворовых она не хотела.
— Спасибо огромное, Катя! — искренне сказал Артём, провожающий её до входной двери. — Ты придёшь ещё?
Он очень надеялся, что она согласится.
— Конечно! — серьёзно ответила Катя. — Ты же ограничен во времени. Буду приходить, пока гипс не снимут, и руку не разработаешь. А это не слишком скоро произойдёт. Приду послезавтра, но не с утра, а наоборот, ближе к вечеру. Мне надо будет выспаться после дежурства.
— Катя, — он замялся. — Я оплачу твой труд, ты не подумай, нам нужно только договориться с тобой о цене…
Тут он прикусил язык, наткнувшись на взгляд Кати.
— Не имеет смысла говорить об оплате, пока нет результата. Вот защитишь диплом, тогда и поговорим.
Попрощавшись, Катя скрылась за дверью, а Римма Артуровна выразительно посмотрела на внука, покачала головой и покрутила пальцем у виска. Ну как, как можно быть таким толстокожим бегемотом? Человек от чистого сердца помогает, это же очевидно, а он со своей оплатой… Хитрее нужно быть!
…Так и повелось, что Катя приходила к Суворовым раз в три дня, и работали они со второго раза подолгу, не три часа, а больше.
Римма Артуровна потихоньку «приручала» Катю, уговорила её обедать у них. И им веселее, и ей не впроголодь работать, ведь Катя печатала очень помногу.
А Катя «приручала» Артёма, сама того не ведая. Он настолько привык к её помощи, её присутствию, запаху её духов, что даже скучал в те два дня, когда её не было. Она оказалась на редкость приятным и уютным человеком, от неё исходило какое-то особое спокойствие, и держалась она всегда с достоинством.
Артём тоже «приручал» Катю. У неё не было подруг, кроме Олеськи, которая вспоминала о ней лишь когда Катя могла быть полезна, и маме сейчас было не до неё. Мама перебралась в дом к Василию, оставив их хрущёвку Кате.
Так получилось, что бабушка и внук Суворовы в данный момент были в жизни Кати самыми постоянными величинами.
Артём всегда расспрашивал её о том, как идут дела в больнице, как прошло дежурство, и Катя привыкла всё рассказывать ему, реализуя нормальную человеческую потребность общаться и делиться новостями.
Артём запомнил имена и отчества всех коллег Кати, а если Катю что-то расстраивало или казалось несправедливым, он внимательно слушал, потом думал и выносил свой «вердикт». Надо заметить, не всегда в пользу Кати. Он действительно задумывался, а не отбывал номер, потому Катя никогда не обижалась, даже если Артём вставал не на её сторону.
А больше всех была довольна Олеська, которая периодически (но нечасто) звонила Кате, чтобы очистить свою совесть. У Артёма