Опустошение - Егор Роге

– Пятнадцать рублей, если кассета часовая, и восемнадцать, если девяностоминутная, – ответил я.

– А просто кассета, без записи – рубля три?

– Нет, если хорошая кассета, «Денон» или «ТДК», то девять рублей.

– Значит, девять рублей стоит просто запись? – удивился он.

– Да, так и получается, – ответил я, – хорошая студийная запись. Стерео.

– Тебе-то зачем стерео? – рассмеялся он. – На твоей шарманке…

– Куплю новую, как разбогатею, – ответил я, – присмотрел уже вашу «Радиотехнику», дорого правда.

Подумав, Артем предложил сделку – он записывает сто кассет, в соответствии с моим списком исполнителей, и привозит их в Москву.

Продав эти кассеты, мы должны получить тысячу восемьсот рублей, из которых тысячу двести должны отдать за кассеты и запись.

– По триста рублей разделим, и купишь себе сразу «Радиотехнику», – подытожил Артем.

Артем сказал, что никаких авансов не требуется, он сам достанет кассеты и запишет музыку. Стоит ли говорить о том, что я с радостью согласился.

За день до отъезда Артем спросил, могу ли дать ему в долг пятьдесят рублей. Передав деньги, я попросил вернуть их не позже чем через пять дней. Мне нужно было купить заготовки для ремней, заклепки и ковровые кольца для изготовления цепей. Он сказал, что завтра же вышлет мне деньги из Риги почтовым переводом.

Ни через неделю, ни через месяц Артем не вернул мне деньги. По причине отсутствия оборотных средств я был вынужден свернуть свой бизнес.

А Артем не приезжал в Москву больше шести месяцев.

1987. Август

В МИИТе я решил не оставаться – все же здравый смысл после полугодовой борьбы взял верх. Сразу после Нового года я написал заявление декану своего факультета, подписал обходной лист и был свободен.

Я не знал, чем буду заниматься в ожидании весеннего призыва, но отец решил, что если я не способен учиться, то должен быть способен работать: «Не хочешь работать головой – придется поработать руками», – сказал он, подписав приговор моему свободному времени.

Не имея специальности и в ожидании призыва, я на три месяца устроился на неквалифицированную, но, по счастью, хорошо оплачиваемую работу подсобного рабочего в типографии.

Я сразу осознал, насколько студенческая жизнь приятнее и комфортнее жизни молодого рабочего.

Под бодрый голос диктора, который по утрам сообщал мне о том, что московское время пять часов, я быстро собирался и, пытаясь обмануть фактически спящий организм, завтракал.

Через полчаса я уже бежал по продуваемым всеми ветрами улицам по скрипящему снегу, ехидно передразнивающему каждый мой шаг, к спасительному теплу полупустого вагона электропоезда, позволяющему доспать двадцать минут, прислонившись к затянутому инеем стеклу.

Проскочив через проходную, я оказывался в царстве бумаги – огромных полутонных цилиндров, с которыми лихо управлялись печатники, разворачивали их, подсунув под них картонку размером не больше школьной тетрадки, – стеллажей готовой продукции и упаковочного картона.

Шум печатных, переплетных, швейных машин заставлял окончательно проснуться и еще долго отдавался в голове, даже после выхода из типографии.

Всех своих коллег по цеху я разделил на три основные группы; самой малочисленной из них, в которую я записал и себя, была «случайные». Мы действительно оказались там случайно и ненадолго – я, Рома, Сергей и Карина.

Рома играл на бас-гитаре в группе «Магнит», и работа в цеху позволяла ему наладить свой маленький бизнес по продаже книг.

Книги. Это слово в середине восьмидесятых было символом успеха и благосостояния. Печатавшиеся миллионными тиражами материалы съездов и речей лидеров страны, писателей, признанных властью, но игнорируемых народом, загружали мощности всех типографий страны, а любимые всеми «бестселлеры» Пикуля, Ефремова продавались на черном рынке, десятикратно превышая номинал.

Конечно, многие мои коллеги рассматривали книги исключительно как источник получения прибыли.

Из-за этого их постоянно обыскивали на проходной, вскрывали их шкафы в раздевалках, наказывали и лишали премий.

Поскольку книга как геометрическая фигура представляет собой прямой параллелепипед, зачастую довольно объемный, это серьезно затрудняет кражу: ведь у человека только две плоскости – живот и спина – могут сравниться с книгой по площади соприкосновения.

Для меня было загадкой, с каким упорством люди, прижимая ремнями книги к спине или животу, пытались пройти через проходную, где в десяти случаях из десяти были пойманы охраной.

Рома же был хитрее.

Он вообще не выносил книги, а только листы, которые впоследствии сшивал и переплетал на домашнем оборудовании. Листы могли быть обернуты вокруг ноги, напоминая футбольные щитки, или на руки, что невозможно было заметить даже под легкой курткой.

Я был рад встретить слегка постаревшего Рому пятнадцать лет спустя на фестивале «Нашествие», что подтвердило правильность моего определения Ромы в «случайную» группу.

Карина работала в гидрометцентре, но решила доказать родителям, что ее собственный путь должен пройти через трудности, и устроилась помощницей переплетчика.

Пожалуй, она была единственной, кто так же, как и я, читал книги. Удивительно, но никто из сотен сотрудников не читал книг. Даже во время сбоев энергосети, когда оборудование замирало, или когда останавливались отдельные линии из-за нехватки ниток, бумаги, картона, ремней, никто не читал книг, предпочитая легкое общение друг с другом.

Отработав два месяца, Карина уволилась, потому что свинцовая пыль, находящаяся в воздухе, начала вызывать приступы астмы, которые пугали даже меня.

Серега, настоящий богатырь, инженер в НИИ, через дорогу от нашей типографии.

Каждый вечер он работал у нас грузчиком и оператором кара-погрузчика.

– Ты, наверно, на выходных спишь до обеда, – удивлялся я, – ты же работаешь каждый день с девяти утра до двенадцати ночи.

– Нет, у меня дом-то в деревне, жена и детей двое, – отвечал Сергей, – мне отдыхать некогда.

Неудивительно, что у него была машина, на которой иногда после вечерней смены он подвозил меня домой. По моим подсчетам, он зарабатывал не меньше пятисот рублей в месяц.

Наверно, именно на таких, как Сергей, всегда и держалась страна.

Вторая группа, которую я определил для себя как «простые рабочие», была, безусловно, самой многочисленной. Швеи, переплетчицы, упаковщицы, грузчики, печатники, на мой взгляд, вообще не представляли для себя другой жизни. Они просто трудились, выполняли свою работу, получали аванс и зарплату, ездили в отпуск, болели, выпивали. И очень быстро старели. Виной тому, быть может, был свинец, въедавшийся в кожу, из-за него лица становились серыми; а может быть, осознание безысходности – ведь в первую очередь старели глаза, в которых уже не оставалось солнца.