И в сотый раз я поднимусь - Галина Артемьева

Ольге, Захару, Павлу Артемьевым.

С неизбывной любовью и уважением

И червь шипел в могильной яме,

И птицы пели мне с ветвей:

– Не шутит небо с сыновьями,

Оберегайте сыновей!

И даже через хлопья пены

Неутихающих морей

О том же пели мне сирены:

– Оберегайте дочерей!

Леонид Мартынов, Дедал

Прилетаешь в родной дом, жизнь сразу смыслом наполняется. Самоощущение сильно меняется в Москве. Ускоряются мысли и реакции. Вот в Берлине, например, идет Саша в магазин. Просто – встала и пошла. Ну – туфли, пальто, сумка, дверь. И по ступенькам мраморным вниз. Иди – думай думу свою. В Москве все не так просто. Тут надо действовать пошагово. Надо все время делать мгновенный выбор, принимать быстрые, порой неординарные решения. Из двух зол причем. Говорят, надо меньшее выбрать. А ты попробуй за доли секунды взвесь, какое меньшее. Сейчас надо совершить простое действие: выйти на улицу, чтобы оплатить Интернет. На родине это не входит в телефонную плату, как на чужбине. Тут надо быть начеку и вовремя спохватиться. И найти номер и пароль, потому что без них плату не примут. Ничего, пункт оплаты зато в соседнем доме, можно по-быстрому: туда и обратно. Жаль – зима и мороз. А то бы выбежала в чем есть. На пару минут всего!

«Выбежала!» Саша улыбается самой себе в зеркало, обматывая шею шарфом. «Выбежала! Забудь!»

Она открывает одну железную дверь, смотрит в глазок на лестницу. Вроде – никого. Вроде-то вроде, но вот только что по телевизору в новостях… Ворвались, когда хозяйка дверь открывала, чтоб на работу уходить. Поджидали, видно. И не важно, что Сашин дом в самом центре, в посольском районе, не важно, что домофон. Кому надо – войдут.

Саша открывает дверь, громко и очень, по ее мнению, естественно крича в сторону пустого пространства квартиры: «Мужчины! Ау! Я пошла! Рекса выгуливать не надо! Только покормите! Я там сырую говядину для него оставила! Два кило на подоконнике! Скоро вернусь! За супом на плите следите! Не скучайте!» Текст этот наработан годами, только имя собаки выкрикивается, какое в голову придет, главное, чтоб внушительное имя было. Куся, Муся, Мася – не годятся никоим образом. Надо, чтоб размер чувствовался. И грозная мощь. Настолько грозная, что не лает за дверью, а, затаившись, ждет. Хорошее имя Байкал, Амур, Крас. Рекс вот сейчас подвернулся – ничего, сгодится.

Обошлось!

Теперь надо по-быстрому принять решение, как спуститься вниз с четвертого этажа. На лифте или пешком. Наступает это самое «из двух зол». С одной стороны, пешком даже скорее и проще, лифта не ждешь, сбегаешь себе бодренько, хоть через три ступеньки прыгай, как в школьные годы: «Ля-ля! Ля-ля!» Правда, тут существуют свои «но». Каждый раз разные, наверное, чтоб мозг тренировался на мгновенность реакций. Если исходить из абсолютно истинного и веками подтвержденного утверждения насчет того, что все к лучшему, что бы ни делал Бог.

Сегодня, например, включаются звуковые предупреждения, а бывает, обоняние кое-что подсказывает. Снизу раздается целая гамма звуков, чем-то отдаленно напоминающих грузинское полифоническое пение горцев. Только чувствуется, что певцы пели долго, возможно, не одну неделю пели и пили. И немножко выдохлись. Охрипли немножко. И теперь один пищит тонко, а другой взрывается мощным храпом, чтоб поддержать первого. И значит это, что в подъезд пробрался бомж. И спит у батареи. Хорошо, если один. У них поодиночке энергетика не такая, как у нескольких. А если два или три! Могут, лежа, схватить за ногу, например. Или, опять же, ограбить. Но даже если он один и просто спит-греется… Ее долг, как живущей в доме, его немедленно прогнать. В этом есть свой резон. После ночлега бездомного человека в любом подъезде остается лужа и кучка. Размякнув во время сна в тепле, человек не хочет справлять нужду на морозе. И вот результат. Значит – надо гнать. И он, если один, уйдет. Встанет и пойдет, даже в глаза не заглянет укоризненно. Просто побредет себе на мороз, как не имеющий прав на тепло этого дома. А вот этого себе простить не получится. Значит, надо не видеть, не слышать, не нюхать. Значит, лифт. К тому же этажом ниже слышится голос неугомонной и вездесущей Элизабет. Опять, что ли, деньги собирает? Вот на кого бы глаза не глядели!

Год назад объявилась.

– Ми сапираем теньги на хемонт подъесда. Мое имя Элисбес. Ви будете платить?

Грамотно так сказала. С небольшим британским акцентом. Интонация надменная. Имидж соответствует выговору. Кожаные мокасинки, юбочка суконная просторная, свитерок кашемировый, все натуральное, неброское. Вересковые поля. Характер в стиле гимна «Правь, Британия, морями». Настойчивая, убежденная. Принципы сформированы раз и навсегда девять столетий назад.

– Мы каждый год собирали деньги на ремонт подъезда. А не должны. ЖЭК должен. Мы – нет, – пыталась втолковать Саша свою гражданскую позицию. Говорила она, как ей казалось, очень внятно и лаконично. Но Элизабет все равно не поняла и переспросила, слегка приподняв по-птичьи голову:

– Джек? Почему Джек должен?

– Ладно, пусть не ЖЭК – РЭУ, ДЭЗ, как там теперь называется. – Саша спешила, гостей ждала, и разговор какой-то абсурдный… Почему-то это воплощение миссис Марпл в молодости должно лезть в их дела с домоуправлением, откуда она взялась вообще?

– Ми хотим делать хемонт. Ви будете платить? – не сдавалась Элизабет.

– Вы сколько в этом доме живете? И вообще – в Москве? – задала Саша резонный вопрос. Английское упрямство обязательно раскрошится твердыней загадочной русской воли. Это лишь вопрос времени.

– Ми хотим делать хемонт, – повторила Элизабет.

Все-таки не очень большой у нее словарный запас, поняла Саша. Твердит одно и то же. Было неприятно, что в их дела, можно сказать, в их изнурительную борьбу с домоуправленческими гадами лезет иностранка. Не понимает, а лезет. И уверена так в себе. Вот, мол, русские дикари, учитесь жить, я наведу у вас порядок. Сделаю вам «хемонт». Увидите, как подобает жить в цивилизованном обществе. Саша тут же устыдилась своей досады, поэтому сказала, что заплатит. Но только тогда, когда заплатят все остальные. Только после всех. Она-то знала, что этого не будет никогда. Она это сказала так, как если бы своему соплеменнику пообещала бы деньги «когда рак свистнет».

Элизабет достала аккуратную тетрадочку с маленькой ручкой и записала напротив номера Сашиной квартиры: «She will pay».

От этих английских слов Саша внутри прямо зашлась. Обступили! Повсюду – или эта англо-американская гнусавость, или тындыр-мындыр братьев наших молочных, вскормленных советской властью и брошенных на произвол судьбы во время гонок на выживание. Обложили со всех сторон и учат, учат, недовольны всегда нами. А мы терпим. Все сносим. И с востока и с запада.