Книги онлайн и без регистрации » Детективы » Прекрасное видение - Анастасия Дробина

Прекрасное видение - Анастасия Дробина

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 54
Перейти на страницу:

Дрожит рука, трепещет сердце, желудок прет из живота!

Нинон, люблю тебя безмерно – так будь женой мне навсегда!

«Баратынский!» – растроганно сказала бабуля по прочтении шедевра. Положила листочек на стол и недоуменно воззрилась на меня: «Что, в таких случаях полагается долго думать?»

Я не железобетон. И не статуя Командора, как утверждает бабуля. Я прожила с Осадчим четыре года. Но если мужик шляется по ночам, возвращается пьяный и весь в помаде, а утром, проспавшись, врет напропалую о секретных спецзаданиях, – долго этого не выдержит ни одна статуя.

Ночью мне не спалось. За окном шел снег, я сидела на подоконнике, курила, смотрела на пустую улицу. Думала о Ванде. Куда она могла деться?..

Прозвище «Марсианка» первой использовала бабушка на уроках литературы. «Андреева, о чем мы только что говорили? Андреева, ты слышишь меня?! Нет, это не нормальный ребенок! Это марсианка! Девочки рядом, оживите этот памятник нерукотворный!» – «Я вас слышу, Софья Павловна. Но я не знаю, о чем вы говорили». – «А что я задавала на дом, ты тоже не знаешь?»

Серые, прозрачные глаза Ванды приобретали стальной оттенок. Она вставала, с раздраженным видом выходила к доске, отбарабанивала на одном дыхании стихотворение или характеристику образа Онегина и возвращалась на место, где снова принималась смотреть в окно или рисовать. Последнее Ванде удавалось мастерски, и ее тетради с обратной стороны были украшены портретной галереей учителей. Карикатуры были острыми, порой злыми и всегда похожими. Моя Софья Павловна, имеющая здоровое чувство юмора, хохотала до икоты, обнаружив однажды собственное изображение – величественную матрону, восседающую с сигаретой в зубах на томе Пушкина. Но отсутствующий вид Ванды на уроках приводил бабулю в растерянность.

«Девочка, ты же прекрасно знаешь предмет! – жалобно говорила она, когда вечером Ванда пила у нас чай. – Но в каких облаках ты витаешь? Создается впечатление, будто ты ничуть меня не уважаешь». – «Я вас уважаю, – серьезно говорила Ванда. – Только вы ко мне, пожалуйста, не приставайте. Я сразу забываю, о чем думала». От такой беспардонной искренности бабуля теряла дар речи. Обретя его вновь, возмущалась: «Нет, это, ей-богу, инопланетянка! Подумать только – ее отвлекают от великих мыслей! Я в ваши годы вообще не думала!» – «Не сомневаюсь, – тонко хамила Ванда. – Можно, я завтра не приду на литературу? У нас репетиция. А „Анчар“ я вам прямо сейчас расскажу».

С детства Ванда занималась танцами в студии Стеллы Суарес – руководителя единственного в Москве профессионального ансамбля фламенко при Испанском культурном центре. Стелла Суарес была фантастической женщиной. Чистокровная испанка, танцовщица, победительница международных конкурсов и обладательница впечатляющей внешности, она приехала в Москву во время перестройки, выйдя замуж за русского дипломата. Возможность стать домохозяйкой она с негодованием отвергла, поступила на курсы русского языка при посольстве и развила бурную деятельность по организации собственного ансамбля. Бьющая ключом энергия и неуемный темперамент Стеллы сделали свое дело: затея удалась. Помимо профессионалов, Суарес взялась обучать танцам и мелюзгу, начиная с восьми лет. Совершенно случайно объявление о приеме в студию фламенко попалось на глаза матери Ванды.

Ирина Николаевна отправила Ванду в студию без всяких честолюбивых планов – лишь для того, чтобы подрастающая девчонка не болталась по улице. Она никак не ожидала, что дочь вступит на путь профессиональной артистки. В четырнадцать лет Ванда уже свободно говорила по-испански и была ведущей солисткой ансамбля «Эстрелла», а в пятнадцать получила в партнеры Тони – Антонио Моралеса, племянника Стеллы Суарес. Прошлое этого героя-любовника было покрыто мраком тайны. Лично я знала лишь то, что Тони оказался в России в возрасте восемнадцати лет – без профессии, без языка и без планов на будущее. Что заставило его оставить солнечную Андалузию и заявиться к московской тетке – неизвестно. Парня красивее не видел свет, танцевал он великолепно, и Стелла взяла его в ансамбль, дав в партнерши любимую ученицу.

Мы с Катькой не пропускали ни одного концерта подруги. Для нас, живущих обычными девчоночьими заботами – уроки, мальчики, бои за независимость с родителями, – все это казалось захватывающей сказкой. Жизнь подруги вызывала зависть своей безусловной взрослостью. Если мы с Катькой могли убить целый вечер лишь на то, чтобы определить – стоило мне или не стоило позволять Осадчему поцеловать себя под лестницей, то Ванда уже делила постель с Моралесом. Когда об этом узнала Ирина Николаевна, последовал шквал скандалов и слез. Ванда терпеливо выслушивала все это около недели. Затем без лишних эмоций собрала сумку и ушла к бабке, живущей через две улицы. Бабка уже больше года пребывала в глубоком маразме и посему интимной жизнью внучки не интересовалась. Ирина Николаевна первое время наезжала к дочери с показательными истериками. Однажды мне довелось присутствовать на одном из этих выступлений, включающем в себя и упреки дочери в непристойном поведении, и жалобы на сердце, и угрозы самоубийства. Меня поразила олимпийская реакция Ванды, которая даже не отвлеклась на время сцены от прослушивания новой фонограммы. Когда за Ириной Николаевной захлопнулась дверь, я напустилась на подругу: «Как ты можешь! Это же твоя мама! А вдруг ей правда станет плохо?» Ванда чуть убавила звук, посмотрела на меня серыми спокойными глазами. «Не станет. Я точно знаю. Ты это один раз видела, а я – каждый день. Хорошо отцу – вовремя сбежал… Лучше иди сюда, послушай – я завтра это танцую».

Меня всякий раз поражала та перемена, которая происходила с подругой на сцене. Гремели гитары, Ванда вылетала в луч прожектора в вихре алых юбок и замирала на авансцене, вскинув тонкие руки. Ее нельзя было узнать – светловолосая, сероглазая, она выглядела в эти минуты едва ли не большей испанкой, чем Стелла Суарес. Лишь после концерта, зайдя на правах подруг в гримерную, мы находили там прежнюю Ванду – усталую и счастливую. В заваленной цветами комнатке стоял запах сигарет и духов, на полу сидел Тони – смуглый красавец с медальным профилем, в расстегнутой на груди рубашке. Его пальцы без стеснения путешествовали вверх по ноге Ванды. «Ужасно… Просто кошмар! – встречала нас Ванда. – Сегодня совсем плохо танцевали! Тони, я, кажется, отстала в конце? Не смей врать, отвечай! Отстала или нет?» Тони лениво откладывал сигарету, вставал, целовал ее в обнаженное плечо: «Все хорошо… Bueno. Fantastico». Мы чувствовали себя маленькими и лишними. Потихоньку уходили.

Дуэт Андреева – Моралес стремительно стал известным. Замелькали заголовки в газетах и журналах. Ансамбль «Эстрелла» выезжал на гастроли за границу, и пиком взлета Ванды было выступление на сцене зала Casa Patas в Мадриде. После этого – снова фестивали, международные конкурсы, аншлаги на концертах… Ванде прочили большое будущее, но через три года все рухнуло – непоправимо и бессмысленно. Ванде было восемнадцать, когда, отдыхая с Тони на Майорке, она ударила ногу о подводный камень. Два пальца были сломаны. О профессиональной сцене можно было забыть.

Бабка Ванды к тому времени уже умерла, и подруга жила одна. Мы с Катькой были при ней весь последующий месяц, и худших дней у меня не было. Ванда не плакала, не жаловалась, не разговаривала, ничего не ела. Лежала на кровати, завернувшись в старый плед. Запрокинув серое лицо, смотрела в потолок. Ирина Николаевна приезжала, пыталась утешать дочь. Та, не открывая глаз, цедила сквозь зубы: «Не смей приходить сюда…»

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 54
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. В коментария нецензурная лексика и оскорбления ЗАПРЕЩЕНЫ! Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?