Дочь Востока. Автобиография - Беназир Бхутто

родителей четверо детей, и мне доставляло радость, что семья растет. Однако время было неспокойное. В Карачи действовали войска. Этническая партия «Движение мухаджиров Кауми» (MQM) учинила резню. Правительство Наваза обвинило ее в заговоре, направленном на раскол страны и образование сепаратной государственной единицы Джиннапур. Армия опубликовала обнаруженные карты этого фиктивного государства и ввела в город танки. Большинство населения, устав от гражданских беспорядков и кровопролития, приветствовало разгром сепаратистов.

Армейские танки утюжили улицы, давили баррикады, сооруженные сторонниками MQM, а Пакистан все глубже погружался в кризис. Премьер-министр, очарованный формой правления Саудовской Аравии, стремился к созданию теократического государства и всеми силами протаскивал сквозь парламент закон об усилении роли религии. Моя партия провалила этот законопроект в сенате, но время играло на руку клерикалам. К1994 году премьер рассчитывал получить большинство в сенате и «исламизировать» Пакистан.

Большинство пакистанцев не желало превращения Пакистана в теократию. Они придерживались принципов светского государства, которые заложил в основу государственного устройства основатель Пакистана Каид-и-Мазам Мохаммеде Али Джинна. Влиятельные военные, однако, поддерживали премьер-министра, заручившегося поддержкой двух третей голосов нижней палаты парламента.

Финансовая безответственность администрации вела к хаосу в жизни населения. Отключения электроэнергии, устраненные правительством ПНП, снова стали нормой. То и дело разражались коррупционные скандалы. Взрывы в Бомбее осложнили отношения с Индией. Нью-Дели винил в этих террористических актах Исламабад. В 1993 году произошел первый террористический акт в Центре мировой торговли в Нью-Йорке. Пакистан того и гляди могли объявить террористическим государством.

Оппозиционные партии объединились в Пакистанский демократический альянс (ПДА) и призвали к митингу протеста в Равалпинди 18 ноября 1992 года.

При моей худобе никто не подозревал, что я беременна. Чувствовала я себя, несмотря на потерю веса, — возможно, именно благодаря этому — бодрой, энергичной, сосредоточилась на предстоящем мероприятии. Народ откликнулся на призыв, в Равалпинди ожидались люди со всех концов страны. Мы провозгласили своей целью восстановить демократию, остановить сползание к клерикализму и привлечь внимание к насущным проблемам населения.

Накануне митинга мы узнали, что режим решил использовать грубую силу. «Это значит, что применят слезоточивый газ», — сказала я своему политическому секретарю Нахид Хан. Я беспокоилась о ребенке. Нахид отправилась добывать защитные очки. Кто-то пообещал ей газовые маски, что-то вроде армейских противогазов, но вовремя они не прибыли. Пришлось заменить их мокрыми полотенцами. За ночь вокруг дома собралась толпа. Проснувшись на следующее утро, мы обнаружили, что дом окружен изгородью из колючей проволоки. Когда я с руководством партии попыталась покинуть дом, на нас набросились с дубинками. Людей, пытавшихся меня защитить, били, кидали на колючую проволоку.

Нескольким из нас удалось выбраться наружу, мы принялись искать машину, чтобы добраться из Исламабада в Равалпинди. Иной раз встречались с полицейскими патрулями, искавшими нас, медленно проезжали мимо, опустив головы, опасаясь, что нас узнают. Один фургон потеряли, запутавшись в колючей проволоке, принялись искать другую машину. Движение редкое, дороги блокированы, водители осторожны… Наконец остановился симпатизирующий нам водитель на джипе. Вместе со мной забились туда Малик Касим, лидер PML, маршал авиации Асгар Хан, теперешний министр иностранных дел Хуршил Касури, мой политсекретарь Нахид Хан, ее муж, сенатор Сафдар Аббаси и мой телохранитель Муннавар Сухравади (погиб от рук убийц в 2004 году).

За Исламабадом колючая проволока кончилась. Добравшись до Равалпинди, мы сразу ощутили поддержку населения. Нас радостно приветствовали на узких улочках города. Народ собирался, скандируя партийные лозунги. Мы добрались до Лиакат-Багх-парка, места проведения митинга.

Позже полицейские рассказывали мне, что, когда поступили первые сообщения о моем прибытии в Равалпинди, они лишь посмеялись, не веря «глупым слухам». Но звонки следовали один за другим, они решили проверить информацию. И обнаружили, что слухи соответствуют действительности. Сразу же отдали приказ меня изловить, на улицах Равалпинди развернулась настоящая облава. Взвыли полицейские сирены, в наш одинокий джип полетели слезоточивые шашки. Разразился ад кромешный. Погоня на манер фильма о Джеймсе Бонде или, скорее, болливудского боевика.

Наш джип защищала от полиции толпа. В толпу тоже полетели гранаты со слезоточивым газом, полиция в своей униформе «ниндзя» заработала дубинками. Мы снова и снова от них ускользали, снова вокруг нас собирались люди, полиция догоняла, к ней прибывали подкрепления. Газовая граната попала в наш джип, ветровое стекло подернулось сеткой трещин, и водитель наш не выдержал. Он резко затормозил, выпрыгнул из машины и растаял в тени проулков. Нас окружили, задержали. Через некоторое время нас освободили. Событиями этого дня правящему режиму был нанесен существенный урон.

Возможно, и не вследствие бурных переживаний этого дня и не из-за воздействия слезоточивого газа, но вскоре после этого у меня начались боли в области желчного пузыря. Я принимала гомеопатические средства, но боли не ослабевали, иногда становились мучительными. Если решиться на операцию желчного пузыря, это может погубить ребенка. Я не хотела рисковать. Боли все усиливались, и я решилась лететь в Лондон. Врачи рекомендовали как можно скорее прибегнуть к кесареву сечению и сразу после этого перейти к операции на желчном пузыре. 3 февраля 1993 года в Портлендской больнице родилась моя крошка Асифа, и я заключила в объятия еще одну обожаемую дочурку.

Хотя тогда я этого еще не знала, но рождение Асифы оказалось последним прибавлением в моей семье. Вскоре, 24 октября 1993 года, ПНП добилась переизбрания. Нечестивая цикличность властной чехарды в Пакистане привела к антидемократическому смещению правительства в 1996 году, моего мужа Асифа арестовали. К сожалению, когда его освободили в 2004 году, я уже оказалась слишком старой для деторождения.

Не знала я и того, что состояние моей матери скоро резко ухудшится. У нее развивалось слабоумие, напоминающее болезнь Альцгеймера. Причиной возникновения этой болезни мы считаем жестокие увечья, нанесенные ей 16 декабря 1977 года прихвостнями генерала Зии в Лахоре, когда по пути на крикетный матч на нас напали с дубинками. Мою мать жестоко избили, она получила серьезные раны головы. После этого она резко изменилась. Но теперь болезнь быстро прогрессировала, и я с болью в сердце воспринимала ухудшение ее здоровья.

Эффектная красавица, грациозная, чарующая, она слабела, превращалась в дряхлую старуху. Сильная, смелая женщина, бросавшая вызов военным диктаторам, активный борец за права женщин, теперь она едва узнавала близких и не могла управляться с речью, не могла даже сказать, что она проголодалась или что у нее что-то болит. Мне больно было на нее смотреть. Но все равно я чувствовала себя увереннее даже от простого факта ее присутствия. Она — живая связь с поколениями предков, воплощение непрерывности жизни, ее радостей и печалей, взлетов и падений.

Семья наша болезненно переживала изоляцию Асифа. Дети оказались отрезанными