Ребекка. Пособие для начинающих ведьм - Зульфия Талыбова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Основная цель театра Посрамления — перевоспитание и перерождение виновного. Этот обряд должен воскресить послушную и непорочную Ребекку, усмирив ее похотливую часть, через всеобщее пристыжение.
… Ребекка открыла глаза.
За окном глубокий вечер. Она проспала весь день?! Надо бы спуститься вниз…
— Вы колдуете?! — Ребекка застыла на лестнице.
— О, проснулась! — улыбнулась Красивая. — Ты как?
— Вроде бы… хорошо, спасибо. — Неуверенно пробормотала Ребекка.
Ее, скорее смутило настоящее действие, за здоровье свое она уже не волновалась.
— Ты спускайся, спускайся, — звала Средняя.
— Да, я просто…
— Думала, что мы тебя будем пороть? Хлестать крапивой по бёдрам или ещё по каким интересным местам?! Усмирять животную прыть!? — ляпала Старая, а Красивая расхохоталась на всю кухню.
— Ну, наверное, да…
Ребекка спустилась и тихонько села за стол.
— Итак, тема нашего сегодняшнего урока — злость! — торжественно провозгласила Старая.
Ребекка вся съежилась телом.
— Малышка, что с тобой? — с тревогой спросила Средняя.
— Вы, — тихо начала Ребекка. — О чувствах говорите?!
— Ну, да! — воскликнула Красивая. — Не боись, здесь можно! По вечерам мы любим феячить. Но местным об том знать необязательно! — она хитро подмигнула.
— Эх, пришла б ты к нам раньше, лапушка моя, — сочувственно залепетала Старая. — Ты ведь тоже любишь феячить, да? И на работе своей тоже?
— Люблю… любила… — Ребекка
опустила глаза.
— Можешь поделиться с нами, — ласково предложила Старая.
Ребекка долго разглядывала полосатые вязаные дорожки, что покрывали деревянные полы, и все не решалась говорить. Знахарки знали, кто она такая, где и с кем она работала, но все же рассказать немного о себе Ребекке хотелось.
— Я всегда считала, что чувства нужно проживать, а не подавлять, — тихо начала она. — Но персонал был со мной не согласен — меня называли… э-э-э истеричкой. Я общалась с больными, но работников это бесило. Про меня ходили грязные сплетни, которые потом и до всего города добрались! Меня называли «опасной женщиной», «королевой психов», и прочее. Ну, вы сами слышали. Но несмотря на сплетни, я оставалась при своём: калечит человека человек, но и исцеляется он тоже рядом с человеком, и для этого необязательно с ним спать, но персонал считал по-другому. В их уме не могла ужиться мысль, что молодая женщина, как я, могла разговаривать с мужчиной о чем угодно: об искусстве, о музыке, о литературе и о чувствах, конечно, же о чувствах, и при этом не спать с ним! Для них мои разговоры с больными — интимная близость с ними. Я сама потом об этом от них слышала! Боже, об этом и на суде говорили!
Ребекка вспыхнула, ожила, и тревожность прошла.
— И до сих пор говорят, — буркнула Красивая. — С тобой все в порядке, Ребекка, горожане просто лицемерные сухари, и на их фоне ты распутница.
— Мы такие же, распутницы, — шёпотом произнесла Средняя, — просто научились ловко маскироваться.
— Не стесняйся, вафелька моя, у нас можно жить, а не притворяться! — подбодрила Старая. — Умничка, что поделилась с нами, за что тебя и благодарим! А что там с нашим уроком? — обратилась она к Средней.
— Итак, сегодня про злость! — наконец, начала Средняя.
На столе лежали склянки. На каждой было написано название: обида, радость, интерес, грусть…
— Вы… — хотела было спросить Ребекка, но тут же утихла.
— Феячим! — хором воскликнули сестры.
— Я уже поняла, — замешкалась Ребекка. — Эти склянки, то есть флаконы, что в них?
— Ах, это! — улыбнулась Старая. — В них живут чувства!
— То есть вы сейчас будете чувства наколдовывать? — Ребекка почувствовала, что ляпнула чушь.
— Так и есть, — Средняя погладила ее по плечу. — Злость закончилась, надо бы восполнить флаконы!
— У нас шабаш небольшой намечается, — объясняла Красивая. — Видишь, котёл кипит? Сейчас мы в него будем злость свою выпускать, а потом разольем по флаконам!
— А зачем она вам? Что вы будете из неё делать?
— Это ингредиенты для зелий! То есть снадобий, тьфу ты! — Старая хохотнула. — Вафелька моя, а как ты думала, лекарства готовятся?! И почему они людям так быстро помогают?!
— Выходит, это и не лекарства вовсе, а… зелья! — ахнула Ребекка. — Вы… Колдуньи?!
— Ага, только вот без нашей лавочки городку кирдык! В городе нельзя чувствовать, но все горожане ломятся к нам за зельями, тьфу ты, снадобьями! — говорила Красивая. — Глупый народец считает, что чувственность — зло, но сами идут к нам!
— Ох, не прикрыли бы нас, — тревожилась Средняя.
— Не переживай, сестра, — успокаивала Старая, — кто, что узнает, дык мы нужное зельице подсунем, и все как прежде!
Ребекка уже не знала радоваться ли тому, что сестры-знахарки — дочери покойного пастора — очутились лесными ведьмами, а не жестокими ханжами, или горевать.
Ребекка прислушалась к себе и почувствовала, как теплая волна спокойствия разлилась по груди.
Тело не обманешь — она в безопасности.
— Тогда, можно мне с вами посмотреть, как злость будет изготовляться?!
— Конечно, вафелька! — воскликнули сестры.
В котле уже полным ходом кипела вода — основа зелья. Именно в нее сестры и будут выражать свою злость.
Но как это будет происходить?!
Ребекка уселась удобнее, подперев подбородок руками.
— Так, сестрицы, у кого накопилось за последнюю неделю? — спросила Старая.
— У меня! — воскликнула Красивая. — Убивать готова!
— Хорошо! Средняя, тащи подушку с сухими листьями.
Средняя ушла, но быстро вернулась. Она приволокла откуда-то огромный мешок, в нем что-то хрустело. Ребекка предположила, что внутри осенние листья или высушенная трава. Старая схватила мешок и подошла к Красивой.
— Ну, что бей, да посильнее! — в ее глазах заиграли бесенята.
Красивая сняла фартук и скрутила свои длинные огненные локоны в узел на затылке, дабы не мешали. Она закрыла глаза и стала глубоко дышать. Затем медленно их открыла, и Ребекка увидела перед собой разъяренную обольстительную ведьму.
Красивая стала яростно стучать кулаками в мешок, пока из него доносились приглушённые звуки, словно где-то за закрытыми дверьми билась посуда.
На кухне стало жарко. Ребекка даже немного отсела в сторону, дабы волной чужой злости не пришибло. И вот удары Красивой становились все медленнее, мягче. Ее лицо расплывалось в довольной