Ребекка. Пособие для начинающих ведьм - Зульфия Талыбова

свою историю, а действие на картинке лишь приведёт заблудившееся событие из забытья памяти в реальность.

Об этом и рассказала Старая, и в конце подытожила:

— Вот и все волшебство! Ну, вафелька моя, что ты видишь?

На карте был изображен дремучий темный лес. Деревья — ни то чудища, ни то высоченные люди-великаны — определенно были здесь хозяевами, но ближе к центру чернота плавно переходила в свет, где посередине стояла то ли девочка, то ли фарфоровая кукла: такая милая, светлая, невинная. Как она очутилась в дремучем лесу?

— А кто ты на этой картинке? — спросила Старая.

— Я — девочка, — ответила Ребекка.

— Тебе страшно?

— Да… нет, — Ребекка запнулась. Она пригляделась к картинке. — Нет, ей, то есть мне, не страшно. Она… здесь главная.

— А есть ещё живые существа на картинке?

— Да, чудища. Ее друзья. Они защищают ее, а ей приятно быть светом в их тьме… Она для них ценность, оберег…

Ребекка вдруг зажмурилась и отодвинула от себя карту. В голове всплыло воспоминание: пугающе ярко, резко, словно вспышка озарила ее память, и теперь как будто даже стало ясно видеть.

Ребекка ужаснулась воспоминаниям, она не понимала, как те события могли повлиять на ее теперешнюю жизнь, но они очень походили на то, что было изображено на карте.

В голове все смешалось: прошлое, настоящее. Чтобы как-то это все «размешать», она решилась говорить. Ведьмы помогут ей.

— Вы ведь все помните, где я работала, — начала она.

Сестры переглянулись и закивали.

— Среди них были и добряки, и интересные персонажи, но в основном мое окружение занимали злодеи и похотливые грязные гады. Я чувствовала, как многим хотелось коснуться меня, потрогать, возможно даже напасть, но меня это будоражило. Возбуждение разливалось по моему телу. Это не те ощущения, которые я испытывала внизу живота, когда любимый касался меня, ничего общего они с этим не имели. Но это ярчайшее ощущение жизни, азарта, понимаете? Я чувствовала, что живу… Я никому никогда не говорила о своих переживаниях: боялась меня упекут, или любезный папенька пропишет пилюли «для нормальности». Но сейчас я, кажется, вспомнила, почему таким странным, жутким и… небезопасным способом э-э-э получала внимание…

Сестры уселись кучкой и внимательно стали слушать.

— Ещё в далёком детстве я впервые ощутила подобное, когда отец со своей любовницей отправился на свадьбу друзей, а меня оставили у родственников — таких же «злодеев», с кем я и работала до не давнего времени. Мне тогда было лет пять или шесть. В их огромном особняке было много людей, они пили вино, много-много вина, там были дамы для утех… В гостиной было сильно накурено, а двое мужчин — отец и сын (мой двоюродный дедушка и его сын — мой дядя) — которым меня и оставили на попечение, были хмельные до безобразия. Я помню, что неосторожно встала между ними, а они зачем-то стали тягать меня за шею: то один, то другой. Я помню, что замерла… — Ребекка и сейчас замерла и резко утихла, будто вернулась в ту ситуацию и то тело.

— Теле было страшно? — тихо спросила Старая и легонько коснулась ее руки.

— Нет, мне не было страшно… — ожила Ребекка. — Я не вырывалась, как нормальные дети, я не плакала и не закатила истерику, я просто не шевелилась, потому что… я и не испытывала ужаса! До сих пор помню тёплые пальцы на своей шее одного из них…

Ребекку словно обдало жаром, она раскраснелась и опустила глаза.

— Тебе стыдно от этого? — глядя на нее предположила Старая.

— Нет, в том-то и дело, — тихо произнесла Ребекка и подняла глаза. — Самое странное: когда я глядела то на одного, то на другого, пока они делили меня, я чувствовала себя очень… нужной, важной и… ценной. Я видела в их глазах себя, как нечто удивительное и волшебное, как будто даже недосягаемое, и я не пыталась им помешать, я молча сносила неудобства, хотя сейчас понимаю, что это и не было для меня таким уж неудобством… Я чувствовала, что они не навредили бы мне, они были очень… бережны со мной. Они делили меня не с целью наказать, побить или сотворить что-то зверское, но потому что… любили меня. В их доме, в котором постоянно был бардак, я ощущала больше любви, чем в нашем, где все было вылизано, как в больнице и «стерильно»: ни одной пьяной рожи, ни разбросанной вещи, ни скандала, но мертво, лживо и лицемерно. Там — в сраче и вине — по-настоящему, в отцовском особняке до такой степени «стерильно», что он и не заметил грязь: сын его любовницы домогался меня… Я уверена в доме дедушки такого бы не произошло. В той вакханалии я нашла любовь, которой не было в стерильной чистоте дома, где нельзя было показаться какой-то странной или плохой. Дома я была «дефектной»: постоянно нужно было что-то из себя строить, а у дедушки я была собой, и за это меня ценили и… делили, хватаясь за шею…

Ребекка замолчала, а ошарашенные сестры сидели раскрыв рты.

— Сын любовницы… что делал?! Это ведь тот мерзкий учитель истории, который частенько наведывался за лакричными леденцами?! Сыночек твоей мачехи! Не зря к детишкам пошел работать! Он мне всегда не нравился: ведьмовское чутье не затмить. Когда он заходил в лавку весь такой напомаженный и холеный, я чуяла, что рядом с ним кто-то сдох! А это от него, оказывается, гнилью всегда воняло! Придет он в следующий раз, я ему продам леденцов! Только вот, гад, давным-давно не заходит! — Средняя поднялась из-за стола и стала нервно расхаживать по кухне.

Остальных сестёр маленький секрет Ребекки тоже не оставил равнодушными: Старая замерла с открытым ртом, Красивая ошарашено поглядывала то на Среднюю, то на Ребекку.

— А отец!? — спросила внезапно ожившая от шока Старая.

— А что отец?! — пожала плечами Ребекка. — Он был занят больными, а до меня очередь не дошла…

— Это… Дикость!

Красивая сочувственно глядела на Ребекку, но та находилась не здесь: голова все ещё была занята воспоминаниями.

— Полный дом злодеев, разврата, куртизанок, воздух, пропитанный дешёвым табаком, и я — самое чистое и невинное существо в этой вакханалии. Меня делили двое взрослых мужчин! Где бы ещё я получила подобное?! И самое важное: будучи трезвыми они никогда не выражали так любовь ко мне! Я смогла прочувствовать ее только таким образом! Хмельные — они могли мне предоставить такую возможность!

— И эти переживания так запечатлелись в твоей груди, что ты хотела всегда быть в этом? — ни то предположила, ни то спросила