Танец сомкнутых век - Наталья Серая

— Ты можешь рассказать мне всё.

— Не всё. Это — не могу.

Горло сдавливает шершавой удавкой самых гадостных предчувствий. Что?.. Что они приказали ей сделать?! Ей! Не впервые!!! Как посмели?! Гнев застит глаза чернотой, ненависть мешает дышать, мешает выдавить из себя хоть слово. Её посмел коснуться кто-то другой.

Анна понимает его молчание по-своему:

— Ты собрался куда-то уходить?

Константин машинально бросает взгляд на огромные часы в конце коридора: приятели ждут его у таверны через четверть часа. Он встряхивает головой, усилием воли загоняет черноту обратно внутрь себя и легко, почти непринуждённо отвечает:

— Нет.

— Но ты же одет для прогулки, — Анна удивлённо ведёт бровью.

— Я только что пришёл. Уже пришёл. К тебе. Помнишь, ты обещала показать мне ту новую монографию про остров, на который мы отправимся в следующем году? Про Тир-Фради.

— Пф-ф, ты бы ещё через год и вспомнил!

— Но вспомнил же.

Не позволяя опомниться, он увлекает Анну за собой, тащит в её комнату, настойчиво усаживает в большое кресло — детьми они запросто помещались в нём вдвоём. Ничего, сейчас поместятся тоже. Пусть далеко не так легко, как раньше, но так даже лучше: вновь плечом к плечу, головой к голове. Они читают. Читают про Тир-Фради: загадочный остров, открытый навтами каких-то неполных два десятка лет назад. Остров, за ресурсы которого тут же началась политическая грызня между Мостовым Альянсом и Телемой — к вящей выгоде Торгового Содружества, как всегда, взявшего на себя роль парламентёра. Остров, который населяют дикари, владеющие необъяснимой магией. Остров, где звери размером с гору, где куча богатств. Остров, над которым оказалась не властна кошмарная неизлечимая болезнь, уже не одно десятилетие чёрной опухолью расползающаяся по континенту: малихор. Остров, дающий надежду на лекарство. Остров, который манит обещанием свободы. Остров, на котором Константину предстоит стать наместником Торгового Содружества. Остров, на который отец планирует услать его с глаз долой. Но сейчас об этом можно не думать.

И лишь когда непривычная складка над её переносицей разгладится, когда Анна снова начнёт дышать свободнее, когда губы снова тронет улыбка, Константин бросит свой нарочито шутливый тон и стиснет её руку, нимало не заботясь о том, что слова прозвучат невпопад:

— Ты больше не будешь делать то, чего не хочешь. Я не позволю сделать тебя марионеткой в этих бесконечных интригах. Не позволю. Ни своему отцу, ни кому-либо ещё. Не позволю, слышишь?

Она жмёт его руку в ответ, со вздохом утыкается лбом в плечо. А Константин изо всех сил старается, чтобы его вновь не начало трясти от гнева. Чтобы она этого не почувствовала.

Отец лишь высокомерно приподнимет бровь в ответ на его требование. Скажет не лезть не в своё дело. Константин и не ждёт иного. И приходит в его кабинет вовсе не за этим. Он незаметно утаскивает запасной ключ, затем полночи тщательно изучает отцовские документы и наконец-таки находит то, что ищет. Вот оно: «Приступить к подготовке отплытия на Тир-Фради, отозвать всех участников экспедиции со сторонних поручений…». Документ без даты. Документ, в который отец пунктуально записывает всё, что потребуется для экспедиции. Полгода. Ещё полгода до начала сборов. 

Константин аккуратно подписывает дату — завтрашнее число — запечатывает, оттискивает княжеский герб на сургуче, и столь же аккуратно перекладывает документ в стопку писем, подготовленных к отправке на утро. Конечно же, правда всплывёт. Но всплывёт тогда, когда распоряжения уже пойдут по рукам, когда подготовка будет идти полным ходом. Когда глава Торгового Содружества его светлость князь д’Орсе уже ни за что не согласится платить навтам огромную сумму за простой, чтобы вернуть отплытие к прежней дате.

Отцовского гнева Константин не опасался. Не привыкать, переживёт. А ещё вероятнее — отец даже и не подумает в сторону Константина, когда будет разбираться в ошибке. Того, что его «недостаточно достойный» сын был при этом достаточно умён, князь д’Орсе никогда не замечал.

Тир-Фради. Константин был уверен — там его ждёт свобода. Свобода от вечного недовольства отца, от холода матери. Свобода от душных коридоров дворца, свобода от змеиного клубка интриг, вечно вьющегося вокруг княжеской семьи. Свобода от пыльных улиц Серены, где даже сам воздух пропитался запахом горелой человеческой плоти, запахом смерти. Свобода от страшного слова «малихор», мечом нависшего над всем континентом и не обошедшего и их семью, поразившего тётушку Ливи, мать Анны. 

Свобода наконец-таки выразить себя так, как он этого хочет, а не как требуют от него другие. Требуют всю его жизнь.

Но на деле эта «свобода» заканчивается в тот момент, когда он спускается со сходни корабля, когда впервые садится в кресло наместника Новой Серены, словно наяву слыша, как клацают сомкнувшиеся на его щиколотках незримые кандалы.

Тут плохо. Наверное, даже хуже, чем дома. Хотя, пожалуй, так же. Просто дома он не был центром всего этого, не видел изнутри, как кипит этот котёл грязи и лицемерия — лишь ходил по его краю.

Кажется, большая часть этих высокородных интриганов держит его за неразумного мальчишку, чьим мнением несложно манипулировать. Это, конечно, немного досадно. Но только на руку Константину: подыгрывая их чаяньям, он столь мастерски изображает наивность и живейший интерес ко всему, что говорят ему придворные, что многие из них невольно выбалтывают куда больше, чем следовало бы. Уже менее чем через месяц у Константина складывается собственное представление о Новосеренском дворе и собственное же мнение о том, кто здесь друг, а кто враг. Хотя нет, не так. Друзей здесь нет и в помине.

Анны теперь нет рядом. Почти никогда нет: для эмиссара Торгового Содружества леди Анны де Сарде сразу же находится сотня дел куда более важных, нежели быть подле наместника. Она путешествует по острову, лишь изредка заглядывая во дворец с докладами. О, как он ждёт этих встреч! Как мечтает выгнать прочь весь свой двор и смотреть, смотреть, смотреть в сияющие от восторга глаза тёмного янтаря, когда между сухими отчётами она рассказывает о том, каких фантастических существ видела в сердце нетронутых лесов. О том, что леволаны похожи на чудовищных ящериц-переростков, а ульги — точь-в-точь медведи, только больше и клыкастее. О том, как ветер шелестит высокой травой — огромной, в рост человека. О том, что высоко в горах она видела цветы — прозрачно-белые, с зеленоватыми прожилками, которые пахнут яблоками и дождём — совсем как тот чердак, где они любили прятаться в детстве. 

Как бы он хотел пойти с ней! Разделить с ней этот восторг, эту свободу. Разделить так, как они делили на двоих всю жизнь с самых ранних лет. Но он заперт здесь. И этот остров отнимает её у него. Всё больше. Всё неотвратимее. Он уже не помнит, когда они в последний раз оставались наедине, говорили по душам. Он уже не помнит, когда в последний раз обнимал её. Наверное — ни разу с тех пор, как они ступили на причал Новой Серены. Потому что теперь она никогда не бывает одна. Теперь за ней всегда тенью следует Курт, но так нужно: Константин доверяет ему, верит, что с ним Анна будет в безопасности. За ней ходит стройная островитянка Сиора с удивительно похожими на Аннину метку рисунками на лице — настороженная, будто дикий зверь. За ней таскается этот хитрый телемец Петрус с приторной улыбочкой прожжённого интригана. А ещё — капитан корабля, на котором они прибыли на Тир-Фради. Капитан Васко. Он сразу не понравился Константину, ещё во время плаванья — слишком уж часто поглядывал в сторону Анны, слишком уж старательно пытался скрасить ей скуку долгих недель путешествия. А теперь и вовсе оставил свой корабль и всюду волочится за ней, не сводит взгляда.