Здесь и сейчас - Лидия Ульянова

Демонстративно и бесполезно помахав перед носом рукой – шеф не обращает на подобные жесты никакого внимания – я опустилась на стул, предварительно внимательно изучив сиденье.

– Таня, ты меня огорчаешь, – вынес Гюнтер печальный вердикт.

Я принялась лихорадочно соображать, к чему конкретно могут относиться его слова. К опозданиям – раз… раз… раз… Два я не могла придумать, как ни пыталась. День рождения у него зимой, да он бы сам напомнил приглашением, нас с Оли всегда приглашают на дни рождения Гюнтера и Вейлы. Нет, это что-то по работе, но что именно? Заметил, как я вчера шуганула в коридоре Профессора?

Я подняла на Гюнтера честные, полные невинности глаза.

– Ты меня огорчаешь, – упрямо повторил Гюнтер. Он считал, что этой фразой все сказано.

Я давно раскусила этот трюк. После подобной фразы сотрудники принимались заниматься самобичеванием и добровольно признаваться в грехах, надеясь на смягчение приговора путем активного сотрудничества со следствием. Я молчала и только округляла зенки.

Гюнтер не выдержал первым – ничего не поделаешь, стареет курилка.

– Что это, Таня? – тихо спросил он и удрученно показал мне распечатку последнего заказа. С компьютером Гюнтер не в ладах, но мы регулярно поставляем ему для прочтения распечатки всего и вся. Это не притворство шефа, не природная тупость и не старческий бзик, а гражданская позиция. Гюнтер всем естеством уверен, что компьютеризация активно подрывает его бизнес. Дай ему волю, и мы бы считали на арифмометрах и вручную писали письма, только, к счастью, в этом вопросе у него руки коротки.

Тихий голос Гюнтера мог обмануть лишь непосвященного, у нас всем известно: чем тише он говорит, тем более разгневан. Я искренне недоумевала, в чем именно дело, никакого подвоха в последнем заказе не было. А когда и бывали, он никогда не вызывал меня к себе по такой ерунде, лишь мимоходом неодобрительно бурчал что-то о моем дурном вкусе.

– Не делай вид, что ты не понимаешь. Меня заинтересовала девятая позиция, «Хотят ли русские войны», автор некто В. Полякофф. Что ты имела в виду?

Я равнодушно пожала плечами:

– Да ничего не имела, просто очередная книженция. На днях доктор Бершвайгер спрашивал что-нибудь подобное, а мы толком ничего не смогли ему предложить. Я пообещала доктору заказать и позвонить. Что не так? Мы всегда так делаем.

– Таня, – еще тише спросил Гюнтер, – ты решила превратить наш магазин в оплот коммунистической заразы, где по всем углам будет русская пропаганда?

– Гюнтер, ты же сам знаешь, при заказе от двадцати экземпляров цена существенно падает. Мы всегда так делаем и тем самым экономим много евро. Остальные книги мы тоже реализуем, если используем грамотный маркетинг. В России сейчас постоянно что-нибудь происходит, людям будет интересно.

– Ты что же, считаешь, что весь Бремерхафен спит и видит заполучить в дом опус коммунистического писаки? Таня, наш магазин старейший в городе, не самый большой, но уважаемый. Он имеет имя и авторитет, на который работали несколько поколений моей семьи. Или ты решила все это разрушить?

– Гюнтер, я предварительно навела справки. – Я не чувствовала за собой ни малейшей вины. – Доктор Вилли Полякофф не коммунист, он с рождения живет в Мюнхене, просто занимается русской темой. Я прочитала в Интернете, что он глубоко в проблеме и в материале. Гюнтер, или ты, может быть, скрытый русофоб?

Последний вопрос я сопроводила ехидной усмешкой и тут же пожалела, потому что мой визави вперил в меня мрачный взгляд. Мы никогда не обсуждали с ним русскую тему, могла наступить на больную мозоль. Но Гюнтер просто небрежно повел плечами:

– Дрянная страна, дрянной народ.

– Да почему же, Гюнтер? Насколько я знаю, страна очень богатая, типа Эмиратов, сидят на нефти и газе. И культура у них развита, искусство, мы с мужем ходили несколько лет назад на русский балет, необыкновенное зрелище. У них же Достоевский, Толстой…

– Страна нищих, пьяных и побирушек, – упрямо повторил Гюнтер, но голос его не стал тише.

Мне бы промолчать, но во мне проснулся дух противоречия:

– Но ведь они выиграли у нас войну. Пьяные побирушки выиграли?

Похоже, я все-таки разбередила рану.

– Таня, не неси чушь, войну выиграли американцы и англичане. Пока не открыли второй фронт, русские бежали и бежали в глубь своей страны. А после войны они принялись грабить Германию. Ты не знаешь, а я помню, как после войны они присылали своих инженеров и те вывозили все наше оборудование, которое представляло ценность. В нашем порту русские моряки грузили оборудование на пароходы и вывозили к себе. И пароходы наши уводили. А еще грузили все, что смогли отобрать у простых жителей. Они убивали наших людей, ходили по пустым домам и забирали все, что понравится. Мародеры. После войны мы много лет вынуждены были во всем себе отказывать, чтобы построить новую Германию. Моя мать не могла меня нормально накормить, поэтому я не вырос. Растущему организму нужны были белки и жиры, а их не хватало.

– Гюнтер, но ведь так поступают все победившие в войне. Я слышала, что американцы в Ираке тоже были не прочь поживиться. И вообще, та война закончилась миллион лет назад, сейчас у нас с Россией дружественные отношения, в структуре нашего экспорта доля России велика, то есть Россия, можно сказать, обеспечивает нас рабочими местами. И наш канцлер дружит с русским президентом…

– О какой дружбе ты говоришь, Таня! Это большая политика, а не дружба, нам просто выгодно не настраивать против себя русского медведя. А что касается рабочих мест, то должна сама знать, что после развала старой России к нам хлынуло столько русских, которые называют себя немцами, что они только отняли у нас рабочие места. Да они и работать не хотят, все хотят жить на пособие и ничего не делать. А пособие им оплачивают налогоплательщики, которые работают. Ты, например. Тебе приятно оплачивать жизнь бездельников и воров?

– Я как-то никогда не думала в этой плоскости, – призналась я. – У Оли в школе учатся две русских девочки, но они из очень богатой семьи. Я видела в школе их маму, она носит натуральный мех до пола и бриллианты.

– А я помню, как двадцать лет назад мог спокойно оставить велосипед у магазина и, вернувшись, найти его в целости и сохранности. Теперь же все приковывают велосипеды замками, потому что воруют. Ты воруешь велосипеды? И я не ворую. Воруют русские и турки, понаехавшие в нашу страну. Носят бриллианты и воруют. Мне рассказывал профессор Шольц, который работал в России, что они воруют туалетную бумагу в сортире. Туалетная бумага есть в любом магазине, даже в России, но они кладут рулон в карман и с ним выходят из кабинки. Скажи, об этом написано в книге твоего Вилли Полякоффа?

Гюнтер с тоской взглянул на пачку сигарет. Тема задела за живое, и ему очень хотелось курить. Но он щадил по мере возможности мои легкие.

– Не знаю, я пока не читала. Меня мало волнует проблема России, собственных проблем довольно. А знаешь, я заметила, что мама тех девочек никогда не улыбается. Я думала, это от того, что у нее плохие зубы, я где-то слышала, что у русских плохо развита стоматология.