Чужая воля - Наталья Александрова

После того, как Валентин Сергеевич примирил меня с бензолом,дело пошло на лад. Он проводил со мной гораздо больше времени чем с мамой исумел-таки заставить меня если не полюбить химию, то хотя бы сдать ее начетверку.

Но с мамой у него не клеилось. Он все больше грустнел,думая, что как только я сдам выпускные экзамены, он станет не нужен, и мамадаст ему от ворот поворот. Мне было безумно его жалко, и, чтобы подбодрить, якак-то высказалась, что всегда была на его стороне и химия здесь абсолютно не причем.

Прошло несколько месяцев, я уже была в университете, у меняпоявились новые друзья и Артем. Валентин Сергеевич куда-то исчез, вероятнорешил не навязываться, казалось бы теперь ничего не должно мешать маминомусчастью с ее ненаглядным Игорем. Но она все медлила с окончательным решением,пока я не пригрозила, что выйду замуж раньше нее, у нас с Артемом дело к томушло. Мамуля посмотрела на себя в зеркало, нашла несколько седых волосков,осознала наконец, что молодость не бесконечна и надо как-то определяться; послеэтого она мигом выбросила из головы своего псевдоромантического Игоря ипризналась мне, что Валентин Сергеевич перед окончательным их расставанием всеже пытался поговорить с ней о любви, но она свела все на шутку. И теперь онобиделся, и она боится, что он никогда больше не придет.

Когда я говорила с Валентином Сергеевичем по телефону, онспросил, как я себя чувствую, потому что от сдерживаемого смеха у меня началасьикота.

– Приходите к нам, Валентин Сергеевич, завтраобязательно. Мама очень просит!

– Это правда? – спросил он дрогнувшим голосом.

– Правда, правда! – Они мне ужасно надоели:взрослые люди, а ведут себя как в детском саду.

В общем, они поженились. Жили они… Мать как-то призналасьмне, что она не понимает, за что ее выбрал Бог, что редко какой женщиневыпадает такое счастье. Валентин Сергеевич относился к ней прекрасно, и частьлюбви перенес на меня, потому что упорно считал, что это я их свела.

Они жили вот в этой трехкомнатной квартире напротивСосновского парка. Валентин Сергеевич много работал, стал директором Институтабиохимии. Но после того, как ему исполнилось семьдесят лет, он решил, чтоинститута ему многовато, и по настоянию мамы взял себе кафедру. из-за этогослучился курьез, потому что раньше по статусу ему была положена служебнаямашина с шофером, а потом, когда он перестал быть директором института, машинуотобрали.

«И как тебе это понравится? – возмущалась мама. –Он купил новые „Жигули» и учится водить! Это в семьдесят-то лет!»

Я ответила, что ни минуты не сомневаюсь в том, что черезмесяц он будет катать ее на машине. Так оно и вышло.

Мама умерла ночью во сне – обширный инфаркт. Она нестрадала. Зато Валентин Сергеевич… Но держался он здорово.

После похорон я уехала в командировку. Вернулась черезмесяц. Валентин Сергеевич очень постарел, но ни на что не жаловался. Незаметноподошли поминальные сорок дней. Когда мы мыли посуду после ухода родственникови знакомых, Валентин Сергеевич в обычной для него суховатой манере сказал, чтоя могу забрать мамины вещи, и что все, что у него есть – эту квартиру, машину,дачу в Вырице и вклад в Сбербанке – он завещал мне. От неожиданности я чуть невыронила тарелку. Потом опомнилась и растерянно сказала, что мне вообще-тоничего не надо. На что он твердо возразил, что у него никого нет, с моейматерью он был счастлив двадцать лет благодаря мне. И что сейчас его завещаниеменя ни к чему не обязывает, и только потом, когда его не станет, он ждет отменя одной услуги – взять на себя заботы о Горации. Видя, что я с испугомпокосилась на огромного ротвейлера, который грыз на полу кухни кость,оставшуюся от бараньей ноги, Валентин Сергеевич усмехнулся и сказал, чтоГорацию пять лет, ротвейлеры живут восемь, максимум девять, и он надеется, чтостолько-то протянет, чтобы никого ничем не обременять.

Что-то со мной случилось тогда, я очнулась в комнате надиване, а замечательный старик еще поил меня чаем и утешал.

Я позванивала ему изредка, он радовался моим звонкам,говорил, что много работает и гуляет с Горацием. Разумеется, он страшно тосковал.Надо было навещать его почаще, но у меня тогда был полный цейтнот. На работенеприятности, и еще мы разводились с Олегом. То есть сначала мы собирались,потом долго обсуждали моральный аспект, потом материальный, в общем, заботхватало.

И однажды мне позвонили из института и сказали, что ВалентинСергеевич попал в автомобильную аварию и лежит в тяжелом состоянии вАкадемической больнице на проспекте Мориса Тореза.

Когда я его увидела, то в первый момент даже испыталаоблегчение, потому что никаких особенных повреждений у него я не заметила.Руки-ноги были целы, и даже капельница не стояла у кровати. А голова хоть ибыла забинтована, но не сильно. Он открыл глаза, но не узнал меня, посмотрелравнодушно. Привезли после аварии, сказала медсестра, вроде бы столкнулся с«мерседесом». Все-таки в таком возрасте водить машину рискованно, реакция нета…

Я поболталась немного возле палаты и ушла, потому что моегоприсутствия пока в больнице не требовалось. Звоните, сказал доктор, узнавайте.Я звонила и добилась разрешения его навещать, потому что Валентин Сертеевичпришел в себя. Но в голосе его лечащего врача я не услышала особой радости. Ониогорошили меня еще в приемной: старик потерял память. Он сидел на кровати, смотрелжалобно и пытался сам есть кашу трясущейся рукой. Участливый доктор накапал мневалерианки и разрешил посидеть немного в ординаторской. Он сказал, что функцииу больного восстановятся, но память, возможно, не вернется никогда.

– Вряд ли вы сможете за ним ухаживать, –предупредил он, – такое под силу только очень близким людям.

– Идите к черту, – разозлилась я. – Кактолько будет можно, я заберу его домой.

– Ну что ж, – согласился он, – возможно, домаему станет лучше.

С работы я уволилась. Просто высказала этим наглым молодымдевкам все, что я о них думаю. И начальству тоже досталось. Почему-то впоследнее время главным достоинством сотрудника, в особенности женщины,считается ее возраст. Чем моложе, тем лучше. Скоро несовершеннолетних начнут наработу брать. Ошибки, которые они допускают в работе, объяснят их неопытностью,а если такие же ошибки допускает женщина постарше, считается, что она уже встарческом маразме. Где логика, я вас спрашиваю?

В общем, уволилась я, ни капельки не жалея. Что я, переводовне достану, что ли? Как-никак, два языка. В крайнем случае, уроков наберу.

С разводом тоже вопрос решился быстро. Как только Олег,узнав о моем увольнении, начал упрекать меня, что я несдержанная, что хорошаяработа на дороге не валяется и так далее, я собрала вещи и сказала, чтопереезжаю к Валентину Сергеевичу, потому что хоть он и в больнице, но вквартире остался Гораций. Он тоскует о хозяине и вообще не любит быть один.Стало быть, материальный, то бишь квартирный вопрос отпадает, и препятствий кразводу быть не может. Олег согласился со вздохом.