Страсти по Распутину. Убийство, которое изменило ход истории - Лана Паршина

ввиду некомпетентности суда окончилось все постановлением о прекращении дела. Да и личность истицы суду доверия не внушала. Муж ее был тот самый двойной большевистско-германский агент Соловьев, который парализовал все попытки устроить бегство царской семьи из тобольского плена. Помогал дочери Распутина еврей Аарон Симанович, давнишний распутинский секретарь. Он и затеял тяжбу, и дал на нее деньги».

Феликс Феликсович имеет право на свою версию событий, любые мемуары субъективны. Да и дело сейчас не в голословных обвинениях, брошенных в сторону Бориса Николаевича Соловьева, который к тому моменту скончался от туберкулеза, а в самом факте признания убийства и своего участия в преступлении.

«Сославшись на опубликованную мной книгу, дочь Распутина Мария Соловьева вчинила мне и великому князю Дмитрию иск 'за нанесенный ей убийством моральный ущерб».

Юрисдикция Франции не позволяла судить убийцу за преступление, совершенное в другой стране, да еще той, которая прекратила свое существование. Марию Соловьеву так и не признали потерпевшей «за давностью лет, прошедших с момента совершения преступления».

Вдовствующая императрица Мария Федоровна умерла 13 ноября 1928 года в Дании в возрасте 81 года. Немало горестных минут ей пришлось пережить в связи с постоянно возникающими то тут, то там «чудесно спасенными» лже-Анастасиями. В тот же год, когда Юсупов выпустил книгу «Я убил Распутина», он разоблачил самую искусную из самозванок, о чем писал в своих мемуарах: 'В 1927 году разнесся слух, что не всех членов царской семьи расстреляли в Екатеринбурге. Говорили, что великая княжна Анастасия, младшая дочь царя Николая II, выжила, бежала и находится в Германии.

У нас были основания не верить слуху. Следователь Николай Соколов, по приказу адмирала Колчака изучивший материалы дела на месте в 1918 году, вскоре после трагедии, вполне определенно установил, что уничтожена была вся без исключения семья императора. Лжецесаревичи, лжецесаревны являлись неоднократно, но веры им не было.

На сей раз, видимо, самозванка оказалась ловчей: одурачила очень многих. Создались даже комитеты по сбору средств в пользу «бедняжки». Суммы собрали немалые. Правда, никто из одураченных не знал царских детей лично. Зато знали их и великая княгиня Ольга, сестра императора Николая, и принцесса Ирина Прусская, сестра императрицы, и баронесса Буксгевден, императрицына фрейлина, и, наконец, учитель царевича Пьер Жильяр с женой, да и еще кое-кто из близкого окружения императорского семейства. Они видели лже-Анастасию и говорили с ней. И все разоблачали обманщицу. Однако разоблачения их дальше родных и знакомых не пошли, и сборы помощи проходимке продолжались.

В тот год, оказавшись проездом в Берлине, я встретил русского врача, профессора Руднева, из самых горячих приверженцев самозваной Анастасии.

«Лже-Анастасия была лицедейкой, к тому ж и роль свою играла скверно. Ничем — ни лицом, ни манерами, ни осанкой — не походила она ни на одну из великих княжон».

Меня не убедить было его пламенным речам, однако ж не без любопытства узнал я от него об организаторах дела и повидался с самой «наследницей». Сказали мне, что находится она в замке Сион, владении герцога Лейхтенбергского, близ Мюнхена. Руднев вызвался проводить меня. Между прочим, всю дорогу он усиленно объяснял, что пули и штыковые удары изменили до неузнаваемости лицо великой княжны.

В Сионе сказали нам, что «ее императорское высочество» больны и не принимают. Рудневу, однако, сделали исключение. Он ушел к ней и вскоре вернулся сообщить, что весть о моем приходе обрадовала и взволновала ее недомогавшее высочество. «Феликс пришел! — вскричала она. — Какое счастье! Скажите ему — одеваюсь и спускаюсь немедленно! И Ирина с ним?»

Звучало это фальшиво. Радость была явно деланой, если только Руднев сам от себя ее не придумал приличия ради.

Меня просили подождать в саду. Через четверть часа показалось псевдовысочество: Руднев, еще раз поднявшись к ней, вел ее под руку.

И не будь я уверен в обмане, я бы тотчас распознал его. Лже-Анастасия была просто-напросто лицедейкой, к тому ж и роль свою играла скверно. Ничем — ни лицом, ни манерами, ни осанкой — не походила она ни на одну из великих княжон. И уж вовсе в ней не было врожденной простоты и естественности — обаятельнейшего свойства, присущего всем Романовым, которого не уничтожить было ни штыкам, ни пулям. Впрочем, лицо мошенницы оказалось вполне целым и невредимым. Беседа наша была кратка и банальна. Я обратился по-русски. Она отвечала по-немецки. Великие княжны немецкий язык знали плохо. Зато они бегло говорили по-французски и по-английски, а эта по-французски и по-английски двух слов связать не могла. Картина была мне ясна.

На следующий год с помощью берлинской уголовной полиции предпринято было частное расследование. Установили, что так называемая великая княжна Анастасия — простая рабочая-полька по имени Франциска Шанцковска. Мать ее с сыном и двумя другими дочерьми проживала в деревушке в Восточной Померании. Дочь сразу же узнали они по фотографиям, им показанным. Исчезла она еще в 1920 году и с тех пор как в воду канула. Позже официальное расследование подтвердило результаты частных розысков.

Обман затеяли, потому что считалось, что большие капиталы, личное состояние последнего царя, помещены были в иностранные банки. И требовался наследник, чтобы через него завладеть наследством.

Но никто почти не ведал, что с самого начала войны Николай II поручил министру финансов Коковцову (от кого и знаю) перевести в Россию весь свой личный капитал. Лишь самая незначительная сумма осталась на счету одного берлинского банка. Вот так Франтишку и сделали наследницей некие проходимцы, думавшие прикарманить наследство'.

Глава 3

Матрена, Мара, Марочка

Распутины на родине в селе Покровском. Матрена, Григорий Ефимович с Варварой, Дмитрий.

У Григория Распутина с женой Прасковьей Федоровной родилось семеро детей, из которых четверо умерли во младенчестве.

В 1910 году Григорий Ефимович забрал дочек из Покровского к себе в Петербург и пристроил их учиться в гимназию, мечтая сделать из девочек великосветских дам, удачно выдать их замуж. Сын Дмитрий остался в Покровском с матерью. Но и того после начала войны не послали на фронт в качестве пушечного мяса, а пристроили санитаром в поезд императрицы Александры Федоровны.

«С каждым днем жизнь становится все хуже и хуже, думаешь и лелеешь мечту: вот будешь жить хорошо, но опять ошибка».

В руки хранителей Музея Григория Распутина в Покровском попало чудом сохранившееся письмо Варвары Распутиной своей сестре Матрене, которую в семье звали Мара или Марочка. Оно было написано в феврале 1924