Опыты психоанализа: бешенство подонка - Ефим Гальперин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– И что?!
– А что? Я дал команду. Министров арестовали и аккуратненько в Петропавловскую крепость. Там со вчера комендант товарищ Серёгин из Балтийского экипажа. Проверенный большевик.
– Так что? Временного правительства нет?!
– Вы что?! – взвивается Троцкий. – Кто дал команду?! Как это, арестованы министры?! Товарищ Иоффе?!
– Да, как-то с опережением идём, – озадаченно произносит Иоффе.
– И к чему тогда, спрашивается вся эта… Завтрашняя всеобщая демонстрация?! – задумывается Чудновский.
– То есть Мариинский дворец окружать не надо! – радуется Подвойский, – Ну, удружил ты мне, Володя! С меня причитается!
Все радостно шумят. Обнимают, хлопают Антонова-Овсеенко по плечам. Мол, герой.
ДИКТОР:
Антонов-Овсеенко Владимир. В дальнейшем Командующий Петроградским военным округом. Командующий советскими войсками юга России. Потом командующий всеми вооружёнными силами Украинской ССР. Примет активное участие в установлении советской власти и подавлении сопротивления народа с применением авиации и химического оружия. Осуждён и расстрелян как приверженец Троцкого в 1937 году. Уничтожены все члены семьи. Обе жены, дети.
Троцкий переглядывается с Зиновьевым. Отходят оба к Иоффе.
– Что делать будем? – спрашивает Троцкий.
– Да-а-а. Если час назад лозунг Съезда «Долой Временное правительство!», то, что сейчас «долой»?! – задумывается Зиновьев.
– Давайте так, – соображает Троцкий. – Каменев там продолжает вести съезд, как ни в чем, ни бывало. А мы… – громко к присутствующим: – Товарищи! В интересах нашего общего дела будем считать информацию товарища Антонова-Овсеенко секретной. И подумаем, как преподнести эту новость съезду. Я правильно говорю, товарищ Иоффе?
Иоффе кивает.
В двери ручейками вливаются, собранные по Смольному псевдоделегаты и занимают свободные места. Каменев опять на трибуне. Представляет следующего делегата из окопов. И смотрит долго в зал. Лица, лица. В ушах скрежет.
Дождь. Это, оказывается, скрежет железнодорожной стрелки. Переводятся рельсы. И очередной поезд из Гельсинфорса с финскими боевиками движется в сторону Петрограда. И ведь никто не ощутил тогда, что с этим скрежетом весь мир становится на другие рельсы…
Телеграфист подходит к молчащему телеграфному аппарату. Начальник полустанка смотрит вопросительно. Телеграфист разводит руками.
В сетке дождя из вагонов выходят вооружённые люди в форме матросов, строятся в колонны. Смилга. Рядом с ним Карел Радек. Команды на немецком, на финском. К зданию вокзала подъезжают грузовики. Группы загружаются и отъезжают.
Блокируются пулёмётами казармы запасных полков. Боевики вбегают в здание Главпочтамта. Втекают ручейками через все входы в Центральную телефонную станцию. Грузовики останавливаются у ворот Государственного банка.
Устанавливаются пулемёты.
Перроны оцеплены. Устанавливаются пулемёты.
Производится смена караулов на мосту. Смилга говорит начальнику караула Красной Гвардии:
– Распоряжение Петросовета. Смена караулов. Спасибо! Отдыхаете.
Он жмёт руки рабочим-красногвардейцам. На посты заступают боевики Смилги.
Боевики Смилги под наблюдением Радека крушат линотипы. Сапогами топчут рассыпанные на полу свинцовые буковки.
– Станишники! Это же никуда! – кричит с табурета Председатель совета полка Мелехов. – Вы меня делегатом на съезд выбирали?! Всем миром!? – казаки сбиваются в кучу. – Ну, я выступаю на этом Съезде, значит…. Излагаю. А мне жидок, что командует, кому за кем выступать, шипит «давай, заканчивай». А я ж с людьми гутарю! Чин чином! А он мне… И из зала его люди мне начали свистеть. Оборвали, короче, падлы!
– Это как же так! – шумят казаки. – Он же выборный! Казакам рот закрывать! Жиды! Поднимайся, робяты! Седлать коней!
Казаки разбирают оружие, пики. Выбегают из казарм. Под дождём бегут к конюшням. Один из казаков распахивает ворота на улицу. И застывает.
Из переулка выкатываются два мощных пушечных броневика «Ланчестер» и становятся прямо перед воротами.
Казак свистит своим. Все подбегают к воротам. Башни на броневиках угрожающе ворочаются. Пушки, пулемёты. Дождь, туман.
– Рассупонивай коней, станишники! – кричит Мелехов. – Подаваться надо к себе на Дон. Там мы хозяева!
Терещенко и Ленин. Молчат. Терещенко не выдерживает первым.
– Документы в надёжном месте. Если я завтра не буду на свободе, мои люди отправят это телеграфом во все губернии и штабы армии и флота. И от того, что вы держите в кулаке один город, пусть и столицу… Вы враг. Иностранный агент!
– …И за деньги германцев хочу развалить страну. Побойтесь Бога, батенька! Что разваливать? Руины. Вы по-прежнему прямолинейно мыслите, дорогой Михаил Иванович. Простите, но разве наша маленькая кучка большевиков толкнула Россию в эту бойню, связав её невыносимыми обязательствами перед странами Антанты? Разве большевики наживались на военных поставках? А это… Отречение царя от престола! Что? Тоже большевики?! Нет! Это вы с Гучковым и Милюковым подталкивали страну в ту пропасть, в которую она сейчас валится? А может это тоже делалось за немецкие деньги? Или за английские? А может быть за ваши, господин Терещенко?!
– Наоборот! Я организовал военный заём в США, поручившись своим капиталом!
– Когда?! Ваш заём только ускорил развал. И потом, его начали разворовывать ещё до того, как он вошёл в российские банки. А здесь уже просто доворовывали остатки. Да! Признаю! Я с моей партией собираюсь прийти к власти, бесстыдно пользуя немцев. Потому что их интересы на данном этапе совпадают с нашими. Германия хочет вести свои действия на западном фронте, не волнуясь за свою спину. В конце концов, эти англичане и французы… Привыкли чужими руками жар загребать, сволочи! А России сейчас, как никогда, нужен мир. Почему? Ну, вы же министр иностранных дел! Три состава правительства! Вы общаетесь с этими скотами. С этими самодовольными послами, которые ведут себя здесь, как хозяева. Им не нужна крепкая Россия да уже почти уже с выходом в Босфор и Дарданеллы! Кстати… А что если мы вам предложим должность министра иностранных дел в свободном от обязательств с Антантой новом правительстве России?