Маруся и близнецы - Ашира Хаан

подхватывает ее под бедра и начинает двигаться в четком тягучем темпе, с оттяжкой тараня ее тело.

Маруся вскрикивает в такт толчкам члена и мотает головой, ощущая нечто непривычное. Она слово растянута изнутри, но это так сладко, что хочется еще и еще.

— Дай мне свой рот, — слышится сбоку хриплый голос, и Никита собирает в горсть ее разметавшиеся по медвежьей шкуре волосы, приподнимает ее голову и направляет к своему паху.

Маруся мало что соображает в этот момент, но послушно размыкает губы, разрешая проскользнуть в них гладкой головке. Никита запрокидывает голову, толкается глубже и, не выдержав, низко стонет. Ему приходится направлять ее голову, фактически просто трахать ее в рот, потому что она теряется в ощущениях, пока члены близнецов движутся в ее теле.

Но и они теряются не меньше.

Макару достаточно бросить всего один взгляд на натянутое между ним и братом тонкое изящное тело, чтобы пришлось замереть и зажмуриться, стараясь не кончить слишком быстро. Он пережимает свой член пальцами у основания и глубоко дышит, но ощущения такие, что сейчас он просто взорвется, забрызгав все вокруг спермой.

Никите легче — Маруся царапает его зубами, отвлекается, не может взять его до конца, и восхитительное мучение грозит затянуться надолго.

— Меняемся? — хрипит Макар, и Никита с некоторым сожалением кивает.

Члены покидают тело Маруси, и она растерянно моргает, глядя на братьев, которые переползают на коленях вокруг нее, меняясь местами.

Никита лихо подхватывает ее ноги и ловко переворачивает, ставя на четвереньки. Она протестующе хнычет, но Макар загоняет ей член в рот, и Маруся принимается его облизывать, обнимая пальчиками ствол, пока другой брат, шлепнув ее по заднице, с одного удара вгоняет себя в текущую глубину.

Влага струится по ее ногам, стекает на шкуру, пачкает одеяла и пахнет…

Пахнет Марусей, ее концентрированным теплым нежным запахом.

Вся мансарда пропахла ею и сексом.

Вряд ли когда-нибудь близнецы еще смогут заснуть здесь, не вспомнив о том, как выгибала спину Маруся, насаживаясь на член Никиты, как жадно она пыталась заглотить член Макара, облизывая его и стискивая тонкими пальчиками, как сияло в темноте и свете свечей ее нежное тело.

— Больше не могу… — хрипит Никита, сжимает одной рукой бедро Маруси и отчаянным движением выдергивается из нее, в ту же секунду выстреливая струями спермы ей на спину.

Но отпустить ее он все равно не может.

Его пальцы нащупывают клитор, и Маруся издает долгий стон, показывая, что он на верном пути. Как уж Макару удается поймать свое удовольствие, когда его то и дело выпускают изо рта, потом снова перехватывают и бросают опять, чтобы как следует постонать от ласк Никиты — загадка. Но он кончает одновременно с Марусей, заполняя ее рот вяжущей жидкостью, и она чуть не захлебывается, содрогаясь от очередного оргазма, подаренного близнецами.

Все трое падают в ворох одеял и подушек — потные, мокрые, грязные, усталые. И тут же братья сплетаются вокруг нее в тесном объятии на троих. Не вырваться, не сбежать — даже если бы у нее были на это силы.

— Ну что, Марусь, — бормочет Никита ей на ухо. — Расскажи уж нам, девственница ты или не девственница? И как так вышло, что твой Андрюша ни разу нормально тебя не трахнул?

31

Маруся закрыла ладонями лицо, перевернулась на живот и зарылась в груду подушек, оставляя, впрочем, аппетитную попу у всех на виду. Макар не преминул этим воспользоваться и с энтузиазмом вонзил в нее крепкие зубы.

— Ай! — сказала Маруся, но из норки в подушках не вылезла.

— Кстати, я тоже жрать хочу, — сказал Никита, выбираясь из гнезда одеял. — Вы будете?

— Да-да-да! — усиленно закивал Макар, а Маруся даже высунула нос, что тоже можно было счесть за согласие.

Пока Никита ходил на кухню, где в ускоренном темпе сооружал бутерброды из холодного мяса с помидорами, Макар тихонько поглаживал Марусю по спине, чуть-чуть щекоча под коленками и время от времени целуя в плечо.

— Тебе понравилось? — наконец шепнул он куда-то в ворох подушек и светлых кудряшек.

— Мммм… — донеслось оттуда, но узкая спинка с выступающими позвонками томно изогнулась, намекая, что — вполне.

Макар засмеялся и провел кончиками пальцев по этим позвонкам.

Из-под подушек донеслось мурчание, но сама кошечка так и не выглянула.

Впрочем, ему хватало и видимой части сводной сестрицы. Позвонков, узкой талии, аппетитных бедер, изящных лодыжек.

А если развернуть ее еще чуть-чуть, то можно пристроиться сзади и еще разок…

Он еле успел подобрать слюни и перевернуться на живот, скрывая стояк, когда Никита бегом поднялся в мансарду с горой сэндвичей на подносе и бутылкой запотевшей колы подмышкой.

— Вылазь! — хлопнул он Марусю по заднице. — Жратва пришла!

— Свет не дали еще? — спросил его Макар, дотягиваясь до бутылки. В горле страшно пересохло, даже есть хотелось не так сильно.

— Неа, — ответил ему брат, глядя честными глазами.

Вот только кола была ледяная…

Впрочем, он сам действовал бы так же.

Не выпускать же добычу из загребущих лап?

Растрепанная и раскрасневшаяся Маруся вылезла на свет божий, но тут же завернулась в одно из одеял, пряча грудь. Парни же остались голыми. В конце концов, так удобнее уляпываться майонезом и кетчупом и проливать на себя колу.

Помылся — и молодец. Лучше, чем стирать одеяла.

— Ну так что, Марусь… — сожрав два сэндвича, Никита наконец смог вернуться к беседе. — Что там с твоей невинностью? Кому она досталась?

Маруся, вгрызавшаяся пока только в первый бутерброд, перестала жевать и замерла.

— Не знаю… — проговорила она наконец. — Все сложно.

— Ну ты даешь! Что тут сложного? Кто пленочку порвал — тот и счастливчик!

— Никто не рвал, — она вздохнула и отложила бутерброд, зато вцепилась в бутылку колы двумя руками, прячась за ней. — У меня ее не было никогда. Даже врач подтвердил.

— Ничоси! — Макар подполз поближе. — И твой Андрюша поверил? Тогда почему…

— Не поверил, — вздохнула Маруся. — Сказал, что я врача подкупила. Но что он все равно меня любит. Просто у нас не получалось никак.

— Пидор какой! — бросил Никита, сжав свой сэндвич так, что кетчуп таки капнул ему на живот. Размазывая ладонью красное пятно, он добавил: — Зря он не приехал сюда все-таки…

—