Белый, белый день... - Александр Мишарин

– Вы врач широкого профиля? – опять серьезно, даже с какой-то колкостью в голосе, спросила девочка.

– Не знаю. – Он пожал плечами. – Я хирург.

– А наркоманов вы лечите?

– А кто наркоман?

– Я! – выдохнула девочка и вдруг залилась внезапными, бурными, несдерживаемыми рыданиями.

– Вы?!

Она быстро-быстро закивала головкой.

– Как? Откуда? Почему? – один за другим вырывались у Иванушки нелепые, почти испуганные вопросы.

– Я два раза принимала… наркотик! – сквозь рыдания только и смогла произнести Анечка.

– Какой наркотик? – спросил побледневший Макаров-Романов.

– Не знаю. Я у дедушки его нашла… Обычный белый порошок, – пожала плечами Анечка.

– Так вы что – кололись?!

Анечка с гневом замахала на него руками:

– Что вы! Я просто… в нос! Ну как стрептоцид в порошке…

– И что же… вам понравилось?

Анечка перевела дыхание, вытерла платочком мокрые глаза. И наконец призналась – с трудом:

– Я просто потеряла сознание! – Она вопросительно смотрела на этого взрослого, такого понятного и нестрогого, сейчас даже казавшегося ей ровесником, но все равно врача. – Это… правильно?

– Что правильно? – переспросил Иван Васильевич.

– Так надо принимать… наркотики?

– Нет! Не так! – с какой-то веселой злостью выкрикнул Иван.

– А как?

– А вот как, я вам расскажу. – Он схватил ее за плечо. – Дурочка! Сколько тебе лет?

– Не тебе, а вам, – с неожиданным вызовом и вдруг появившимся правом маленькой женщины управлять мужчиной ответила юная «наркоманка».

– Ну вам. Сколько?

– Шестнадцать! – Уже освоившись, она гордо добавила: – Будет… Через три месяца.

– А что же ваш дедушка? – спросил Макаров-Романов, уже начиная о чем-то догадываться.

– Он меня к вам и послал! – откровенно, словно преподнося подарок, просветила его Анечка.

Иван Васильевич начал вспоминать тучного, седого, но еще могучего старика с тяжелой тростью. Вспомнил и загадочный вечерний разговор с намеками на давнее знакомство их семей…

И тут же Иван отчетливо вспомнил свой недавний сон. Даже не сон, а что-то более живое, конкретное, почти осязаемое!.. Он – совсем маленький, лет пяти, с кружевным крахмальным воротничком поверх бархатного костюмчика… Чаепитие у бабушки – еще совсем не старой, а стройной, по-женски милой. А рядом с ней подруга еще по Шанхаю, Анна Георгиевна. Крупная, светловолосая, смеющаяся. Такая поразительно живая и энергичная. В самом расцвете сил…

«Вашу бабушку как звали?» – услышал он свой голос.

«Анна Георгиевна! Меня в ее честь и назвали…»

Боже! Это же было вчера!.. Он точно помнил, как ярко горел свет в большой комнате. Как сверкал на солнце старинный серебряный чайник, который давно уж запрятан где-то на антресоли. Он потемнел от времени, а отчистить, придать ему прежний блеск все руки не доходили.

– До чайника ли тут было?.. Все эти годы, – вслух произнес Иван Васильевич.

– О каком чайнике вы говорите? – не поняла Аня и тут же замолчала, потому что побледневшее лицо Ивана Васильевича стало каким-то напряженно-болезненным.

– Извините, мне когда-то сделали операцию… нейрохирургическую… на открытом мозге. В Чите. Я еще служил в армии… – Макаров-Романов говорил и говорил. И не мог остановиться: – Майор Братищев сделал. Великий военный нейрохирург. Мы его похоронили лет пять назад. Все-таки спился в своей Чите…

– Так вы больны?

– Нет! Нет! – замахал руками Иван Васильевич. – Операция прошла блестяще! Но она добавила мне… – Он на секунду задумался, глядя перед собой.

– Задели что-то? – еле слышно, одним дыханием, произнесла Анечка. Она была серьезна и тоже чуть бледна.

– Да, да! Что дало мне… какие-то дополнительные возможности! Даже не возможности! Я не знаю, как это назвать…

– Вы стали видеть… что другие не видят? – успокаивая его, проговорила девочка.

– В общем, да! Особенно это помогает мне как хирургу. Я вижу всю картину в целом. Пусть на мгновение! Пусть не каждый раз. Но эту способность я давно за собой замечаю!

– А почему вы заговорили о дедушке? – напряглась Анечка.

– Потому что мне показалось… что он обладает этим в гораздо большей степени! Но он… не хочет! – Голос Ивана Васильевича вдруг перешел почти на фальцет. На задавленный крик внезапно понявшего что-то крайне важное. – Он видит не только человека. Но подлинное прошлое. По дням! По минутам. По секундам. И притом совершенно необязательно какие-то исторические факты… А любой день! В любом месте, в любое время…

– Но у него страшно болит голова, когда он вызывает в себе это видение…

– Не видение, а видение! – Иван Васильевич схватил руки девочки и начал быстро и горячо их целовать. – Поэтому, боясь этих головных болей, он инстинктивно, не отдавая себе отчета… и купил… как бы случайно этот порошок!

– Да, да… После таких сеансов дедушка несколько раз вынимал эти два пакетика, но так и не решился.

– А вы украли их? – глядя ей прямо в глаза, спросил он.

– Да! Да! – почти счастливо выкрикнула Анечка. – Ему нельзя! А со мной ничего не случится…

– Случится, – еще раз поцеловал ее руки Иванушка. – Обязательно случится! Если вы не поставите на этом… – Его голос поднялся и вдруг приобрел неожиданную силу. – Крест! Навсегда…

Она прижалась к нему. К его широкой груди. Как к последней защите. Вздрогнула всем телом, раз, другой… А потом только соленый, прекрасный, неожиданный привкус первого поцелуя остался на их устах.

Потом еще одного! И еще, и еще…

«Павел Павлович Кавголов». – Он написал свою фамилию, имя и отчество на новом, еще не тронутом листе бумаги, прочитал раз, другой… Словно всматривался в эти три слова, как в какую-нибудь древнюю криптограмму.

«Почему именно такая фамилия? Такое имя… и отчество? Что они должны были значить? И значат ли вообще что-нибудь, кроме случайного сочетания трех слов?»

Он принял их в детстве и никогда о них не задумывался… Имя как имя! Фамилия как фамилия!

«Кому какая фамилия на роду написана? Что называется – досталась от предков».

П.П. подошел к окну, потом снова сел в кресло. Закрыл глаза… Но сон не шел. Так же, как не проходила какая-то душевная дрожь. Почти озноб.

«Я знаю свой род, – думал П.П., – с прапрапрадеда-золотоискателя из Киренска. Это почти рядом с Ледовитым океаном. Его так и звали – „киренский волк“. Он выслеживал матерых, удачливых золотоискателей. Убивал их, а золото брал себе. Разбогател он за какие-нибудь два года, в буквальном и переносном смысле – страшно! Купил дома в Иркутске, Троицкосавске и Кяхте. Держал подвозы по Лене и Енисею.