Белый, белый день... - Александр Мишарин

– Он подталкивает нас ко второму выходу. Если кредита мы не получим, придется продавать ряд объектов. Так вот Яков… на свой страх и риск… и начал переговоры… И за этим полетел в Швейцарию.

– Вы думаете, он не болен? – шепотом спросил Виктор.

– Болен-то он болен… Но это не помешает ему вести переговоры в Цюрихе…

Глинский снял очки и долго протирал их…

– А вы… Сергей Александрович? Вы? Ничего не знали? – наконец выговорил он.

Корсаков сидел в задумчивости, по-прежнему уставясь в бумаги.

– Блажнин не мог… без разрешения правительства что-либо продавать, – повысил голос Корсаков. – Если бы он предложил этот вариант мне, я бы ему категорически запретил. А так… Он просто проявил инициативу. Начал проработку довольно выгодного варианта… С согласия? Или нет?

– Так вы согласны с ним? – почти испуганно спросил Глинский.

– Я? – словно проснувшись, встрепенулся Корсаков. – Я… Считайте, что я только принял к сведению эти материалы. Никому ни слова… Поняли, Виктор Аркадьевич!

И Корсаков положил свою широкую ладонь на бумаги.

– Кстати, несите мне все остальное. Вы же сказали, там было двадцать шесть листов?

– Да… Да… – Глинский вскочил. – Сейчас принесу… – И он пулей вылетел из кабинета.

Корсаков сидел, обхватив голову руками. «Эх, Яков Николаевич… Яков Николаевич! Не ожидал я от тебя такой прыти! Одной ногой в могиле уже… А туда же! Ведь деньги тебе не нужны. Их даже оставить некому! Что же тебя подтолкнуло к такой эскападе?! Желание до самого конца участвовать в жизни концерна? Чувствовать, что до последней минуты ты что-то решаешь? От тебя что-то зависит? Или просто подтолкнуть меня решиться на крайний шаг? Помочь преодолеть стереотип советского руководителя: „Врагам ни на копейку ничего не отдавать. Пусть лучше все рушится… Летит в тартарары, гибнет, разваливается, растаскивается, исчезает, покрывается ржавчиной, уходит в землю… Но только не кооперация! Не продажа вчерашним врагам“».

Корсаков закрыл глаза. Перед ним уже стоял тяжело дышащий Глинский с папкой бумаг.

– Вот… Возьмите… Тут всё. – Он положил оставшиеся листы на стол перед Сергеем Александровичем.

Корсаков поднял на него глаза и долго, но отстраненно смотрел на молодого человека.

– А ты-то что думаешь про всё это?

Глинский отвел глаза, опустился на стул и ответил не сразу.

– Вы правы… Здесь еще много работы. – Он кивнул на бумаги Блажнина.

– Ну, вот и будем работать с тобой вдвоем, – тихо сказал Сергей Александрович. – Утром я передам их тебе со своими предложениями. – Сергей Александрович усмехнулся. – Ты же теперь мой первый вице-президент?! А?

– И.о.

– И завтра послушаем Якова Николаевича…

– Кого? – испуганно спросил Глинский.

– Блажнина! Якова Николаевича. Я думаю, с утра он до меня дозвонится.

– Откуда?

– Из Швейцарии! Дозвонится! – расхохотался Корсаков. – Обязательно дозвонится. Уж я-то его знаю!

Наутро Блажнин не позвонил. Не позвонил он и в середине дня.

Корсаков сидел один в кабинете. В голове была какая-то звенящая пустота. Он не хотел никого видеть, ни с кем разговаривать. Да и все его замы как бы затихли… Все выжидали – из этого можно было сделать многозначительные выводы: а не знали ли они о бумагах Блажнина. Скорее всего знали, все – кроме него.

В половине второго раздался правительственный звонок – Кириченко из Министерства промышленности.

– Ну что? Вас можно поздравить с удачной сделкой? – несколько принужденно со смехом сказал зам. министра. – И цена хорошая. И партнер солидный. И мы в выгодном свете на мировом рынке вооружений – ничего не скрываем!

Корсаков некоторое время не мог говорить, а потом заставил себя выдавить:

– Это ты… ты приказал Блажнину подписать договор? Ну признавайся, Никита Лукич!

– Что я? Я – маленькая спица в колеснице. Мне приказали, я среагировал… – И добавил тише: – Постановление правительства о продаже семи предприятий твоих уже подписано. Так что не рыпайся. Прими удар мужественно.

Корсаков вдохнул глубже воздух… и выпалил в трубку:

– Мы же НИОКР-21 продаем. Эти семь предприятий – и есть наше технологическое будущее. На двадцать лет минимум!

– Да знаю я… Всё знаю, – повысил голос замминистра. – Сам понимаешь, большая политика! А тем более вам самим… одним! Ни сил, ни денег не хватит! Никто не поможет!

Корсаков вскочил.

– Я к президенту пойду. Он меня с НИОКРом-21 всегда поддерживал… я знаю, что ему сказать!

– Охолонь немного… Сергей Александрович! – невесело сказал Кириченко. – Во-первых, он тебя не примет. А во-вторых, вчера утром он сам визы на постановлении поставил. Так что тебе сейчас лучше смириться! Сделать вид, что ты всегда искал международной кооперации для создания ракетно-стратегической передвижной установки… Для НИОКРА-21. Заезжай завтра с утра, все обсудим. Все-таки я не чужой для вас человек. Золотая акция государства в вашем концерне в моих руках. А без нее вы ничего серьезно сделать не можете… – И закончил сухо: – Жду!

Сергей Александрович положил трубку и сидел долго-долго молча.

Потом с трудом поднялся, открыл бар, налил полстакана виски. И вдруг… отшвырнул виски куда-то в угол. Услышал, как разбился стакан.

Он снова сел за стол. Обхватил голову руками и сидел так долго-долго.

Потом осторожно, бережно вынул ключи от двух сейфов… Положил их на стол перед собой… Потом положил рядом ключи от квартиры…

Достал бумажник с документами – оттуда выпала визитная карточка. Он прочитал: «Катя».

Медленно, тщательно разорвал ее на мелкие клочки и выбросил в мусорную корзину.

Надо было принимать решение. Главное решение в его жизни.

Он потянулся было к телефону Саяпина, но рука так и повисла в воздухе.

«Сами! Теперь всё сами…»

Сергей Александрович увидел на углу стола небольшую иконку Богоматери и неожиданно для себя перекрестился.

– Знаю, что грех! Но прости меня… Прости! Закрыв глаза, он нагнулся к самому нижнему ящику, отпер его маленьким ключом…

Достал револьвер, машинально взвел курок…

И выстрелил – недрогнувшей рукой – себе в правый висок.