Кража по высшему разряду - Нина Стожкова

Мой отец после войны работал обувным мастером.

— Профессор Шмидт? Чинил обувь? — опешила Инна.

— Ну, в жизни и не такое бывает, — пожала плечами Изольда. — Считай, ему еще повезло. Сто раз мог погибнуть. А он — выжил. Ради меня. Чтобы я когда-нибудь узнала о «Графине» и о его любви ко мне. И теперь мой долг — вернуть картину, которую он когда-то так мечтал подарить мне.

— Вернуть? — удивилась Инна. — Но это же невозможно. Картина теперь собственность другого человека.

— Ворованная собственность, — отчеканила Изольда ледяным тоном. — Как и многое другое, что насобирал Покровский. И я смогу это доказать. У меня есть все документы на «Графиню», все права… А о твоем Покровском такое в городе рассказывают… Думаю, рано или поздно все откроется, и тогда твоей старой даме поневоле придется расстаться со своими «дворянскими» ценностями.

— Боюсь, все эти легенды и домыслы недоказуемы, — засомневалась Инна.

— Ты знаешь, в Германии я постепенно пришла к вере. К нашей, православной. Теперь я знаю точно: Он управит как надо. А картина… В Библии сказано, что тайное всегда становится явным. Что ж, у нас еще есть время. Подождем.

Когда-то я прочла одну экстравагантную теорию, которая меня потрясла. Представляешь, над Петербургом висят не только вечные туман и сырость, но и держится особый энергетический купол, сотканный из надежд, помыслов, нравственных поисков и переживаний миллионов людей. Этот купол над городом постепенно образовался за все триста лет существования Санкт-Петербурга. Что вполне объяснимо: слишком много напряженной мыслительной и творческой энергии было сконцентрировано здесь. А какие выдающиеся люди жили в Питере! Я верю в то, что все наши любови, страхи, переживания никуда не исчезают, напротив, влияют на жизнь новых поколений, на судьбы потомков. Вот и судьба одной картины не может не привести в движение другие, скрытые пока от наших глаз механизмы, как многие шестерни приводят в движение огромный, слегка заржавевший механизм старых курантов.

Ты на меня так странно смотришь… Инка, наверное, думаешь, что я сошла с ума и болтаю глупости… — наконец спохватилась Изольда и виновато уставилась на родственницу.

Инна пожала плечами и на всякий случай оглянулась. Кроме мастера, сосредоточенно приколачивавшего ее каблук, в мастерской сидели на высоких табуретках двое. Парень, по виду студент, и молодая женщина. Похоже, беседа двух немолодых дам их совершенно не тревожила. Парень слушал музыку в наушниках, а дама читала любовный роман.

Изольда, не обращая на них никакого внимания, продолжала сбивчивым шепотом:

— После войны, когда мирная жизнь стала потихоньку налаживаться, меня разыскал друг отца — Артемий Саввич. Мне как раз стукнуло восемнадцать. Ну, мама, конечно, захотела отпраздновать такое важное событие, хотя угощать гостей в те годы было нечем. И все-таки мы приготовили винегрет, она достала где-то бутыль медицинского спирта. Неожиданно в тот день в гости пришел друг отца Артемий Саввич. Он принес шикарный подарок — альбом репродукций Русского музея. Мы с мамой, разумеется, пригласили его к столу…

Телефон в сумочке у Изольды грянул «Вальс цветов» — все того же бессмертного выпускника петербуржского училища правоведения, гениального Петруши. Это про однокашников Чайковского когда-то в Питере распевали песенку-дразнилку: «Чижик-пыжик, где ты был? На Фонтанке водку пил». Соучеников будущего великого композитора обидно прозывали «чижиками». Кто знал, что их товарищ когда-нибудь станет одним из самых знаменитых русских людей в мире?

Изольда взглянула на номер в мобильнике, и недавнее оживление на ее лице сменилось сарказмом.

— О, да это Марк! Соскучился, наверное. Давно не виделись, — не без ехидства пояснила она.

— Изольда! — Трубка заорала так, что даже Инна на отдалении вздрогнула. — Куда же ты, дорогая женушка, подевалась? Дома тебя нет, у соседей тоже, даже твоя лучшая подруга, эта предательница Кирка, не знает, где ты. Даже твои дочери не знают!

— А что, собственно, случилось? — искренне удивилась Изольда. — К чему такая забота о ближнем? И зачем тебе я? Ты что же, Марик, хочешь дать мне денег? Пригласить в ресторан? Сводить в казино?

— Пускай твой дачный крот, твой престарелый физкультурник Василий Петрович, тебя угощает, — буркнул Марк и добавил: — Своими прошлогодними домашними заготовками. Ты ведь любишь его противные тушеные кабачки? А варенье из тыквы? Или какой-нибудь другой дешевый силос? Вот уж кто настоящий жмот — так это твой Васька. Таких скупердяев еще поискать! Смотри не отравись его ботвой! Леченье в России сейчас — дорогое удовольствие. Или ты, как всегда, сама его кормишь? Ведешь здесь светскую жизнь — как будто ты в Кельне? Жалеешь бедного пенсионера и угощаешь мороженым в кафе? Признавайся, этот халявщик сейчас рядом с тобой?

— Не лезь в мою личную жизнь! — возмутилась Изольда. Она так сжала трубку, что костяшки пальцев побелели. — Если тебя это и вправду интересует, рядом со мной сидит Инка, и мы ждем, пока здесь починят ее каблук. Короче, мы в обувной мастерской.

— Дай ей трубку, — потребовал Марк. Похоже, он никак не мог поверить в отсутствие рядом с Изольдой Василия Петровича.

Изольда пожала плечами и передала Инне трубку.

— Он там? — грозно спросил Марк. Казалось, даже ее телефон заискрил от ревности.

— Нет, мы вдвоем, — кротко и коротко ответила Инна, на всякий случай не уточняя, кто этот загадочный «он». И так ясно.

— Передай моей все еще супруге, что звонила наша дочь из Парижа. Бедная Светка! Девочка волнуется, второй день не может разыскать мать. Неплохо бы Изольде иногда появляться дома, если она все еще мнит себя замужем. Дочки наивно верят, что у матери нормальная семья. Понимание этого, кстати, важно в любом возрасте. Ладно, что это я воздух напрасно сотрясаю. Пускай Изольда хоть внучкам позвонит. Анечке в Париж и Веронике в Юту. Или их мать все деньги уже успела просадить на Ваську? Скажи Изольде, что она ветреная бабушка! Кокетка! Нет, скажи, что она… леди Макбет! Гертруда! Надеюсь, хоть меня не отравит…

— Обязательно передам, — вежливо пообещала Инна. — Хотя при чем тут Гертруда, вы-то, дядя Марк, пока живы? И у вас не сын, а дочь…

Но Марк уже отключился.

— Отелло на пенсии! — проворчала Изольда. — Теперь-то ты, Инка, меня понимаешь? Ну как можно жить с таким типом? Меня осуждает, а сам всю жизнь имеет любовниц. Сейчас у него подружка лет на двадцать моложе. А Василий Петрович… Я познакомлю тебя с ним. Ангел, сущий ангел! Надежный, добрый, внимательный. И не мелочный. Предлагал мне пару лет назад руку и сердце вместе с самым дорогим — свою дачу хотел на меня оформить. Жаль, что жизнь нас развела. В Германию на ПМЖ его не пустят, да он и не захочет. Василий, в отличие от Марка, человек верный. Влюблен, как юноша, в Питер и обожает свои шесть соток под Гатчиной. А еще готов бесконечно обустраивать свой деревенский дом, где живет круглый год, и сельскую школу, в которой работает учителем физкультуры. Да что их сравнивать! Василий — настоящий мужчина, волевой и цельный. Не то что этот вечно ноющий интеллигент.