Ты очень мне нравишься. Переписка 1995-1996 - Кэти Акер

как в сцене из _Инферно_, когда девочка ищет ключ, упавший в бассейн, а бассейн превращается в водную бездну. Вот дерьмо, не могу печатать. (Постоянно такое ощущение, будто правописание непосильно для меня. Не выношу перечитывать написанное, ведь придется пeрeписывать…)* * *

Дата: вторник, 22 августа 1995 г. 23:11:38 -0700

От: [email protected]

Кому: [email protected]

Тема: Re: неоконы

Мне кажется, всё это очень сомнительно. Почему ты хочешь «имманентности»? И выбираешь именно тело. Конечно, это полностью и целиком миф об Эдипе — прочитай, как о двойнике рассуждает Стивен Пфоль в Paradise Cafe (издательство St Martin's)[28]. Думаю, Стивен говорит по существу (по существу! Ну и метафора!). Именно против этого выступает Бланшо — он говорит, что имманентность, как и вера, есть основа тоталитаризма. Какого хрена мужчина желает стать «бессмертным королем» (ложный знак, маскирующий убийство короля, основа общества по Батаю)? Вот этого я не понимаю. И к чему эта апроприация во имя, Господи ты боже, женского начала? Т. е. это желание удостовериться, что тело — никогда не объект. Я вот люблю быть чьим-нибудь объектом. Я люблю, когда меня хотят. Когда хотят мое тело. И пусть это неправильно. «Рабыня, ко мне». Это одна из самых сексуальных вещей на земле. Совсем не то, что «ты жертва». Возможно, священное связано не с имманентностью, а с исчезновением. (Даже с отрицанием.) Какая чудовищная штука — желать власти, чтобы обрести бессмертие. Думать о бессмертии как о свободе. Даже хуже — как о «моей» свободе, которая нужна мне как женщине. Ничего подобного. Я прекрасно знаю, чего хочу (хотя я беспомощна, когда нужно получить желаемый предмет или человека). Так что не знаю про тело как тело. Нельзя опираться только на рациональное, нужно обратиться к опыту, ОСОБЕННО когда речь идет о телесном. Вот что меня восхищает в сексе: мне так часто доставляет наслаждение то, чего я не ожидала. И больше это может не повториться. Там не то чтобы много правил если они вообще есть. Сегодня секс такой, а завтра другой. Никогда не угадаешь. В этом вся и штука — в этой замечательном незнании. Можно рассматривать тело или части тела другого человека как объекты. Но меня беспокоит ригидность: «всегда только так». То, что ты говоришь об имманентности, может быть верно на территории патриархата… но но но.

* * *

Дата: среда, 23 августа 1995 г. 10:52:47 +1000 (EST)

От Маккензи Уорк: [email protected]

Кому: [email protected]

Тема: Rе: неоконы

Как славно получить от тебя известия! Прямо сейчас мне нужно отправляться на занятие. Отвечу попозже…

* * *

Дата: среда, 23 августа 1995 г. 12:16:22 +1000 (EST)

От: Маккензи Уорк [email protected]

Кому: [email protected]

Тема: Re: неоконы

Воображая, как лежу в воде мертвый и вокруг снуют журналисты, и ты знаешь, что я подумал: _Сансет-бульвар_! Переоцененный фильм, но идея с говорящим трупом — это настоящий Билли Уайлдер. Вроде бы начало фильма сперва снимали в морге, трупы появлялись из ниши в стене и рассказывали истории. На студии решили, что это слишком экстравагантно.

_Теорама_ - интересная книга. Как обычно, Пазолини смешивает Маркса, Фрейда и средневековое христианство. Для меня он по большей части христианский еретик. В то время церковь не следила за писателями-коммунистами, только за Пазолини. В основном потому, что он говорил как христианин, восставший против церкви. Неудивительно, что он опубликовал цикл эссе, который назывался _Лютеранские письма_. Мне нравится мысль, что возвращение невинного опасно, оно реализуется в искусстве, безумии, святости среди беспомощных. То есть буржуазное сознание обязательно живет в определенном отчуждении от себя, в иронии, но что-то может нарушить отчуждение, и буржуазное сознание не сможет этого отрицать: возвращение невинного. Непосредственное — в смысле без посредников — отношение тела к самому себе как к невинному. Дунаю, для Пазолини это еще и значение распятого Христа. Тело как чистое обнажение. Возвращение священного связано с телом как с присутствием без искажения. Но почему мы говорим только о телах мужчин? Это стихотворение — скорее попытка обосновать это абстрактно, не на территории вкуса самого Пазолини!

Почему-то кажется важным это понятие сладострастного присутствия тела (потенциального или реального) отца. Кто может утверждать, что это объект, обладание? В мире Пазолини — никто. Женское тело слишком легко становится объектом *для* наблюдателя, для отца. Но тело отца… Я думаю, Пазолини хочет показать, что скрыто в самом порядке означающего, в патриархальном символическом порядке. Внутри него скрыто чистое, обнаженное тело «абсолютного сына* (который в Евангелиях одновременно сын человеческий / сын божий). Я подозреваю, что для Пазолини _Евангелие от Матфея_ и _Теорэма_ — один фильм.

Не знаю точно, но возможно, между некоторыми твоими произведениями и Пазолини есть параллель на уровне стратегии работы в определенных дискурсивных пространствах, хотя сами пространства предельно разные. А еще возможно, что у него акцент не на методе, а на формализме структуры.

Другие вопросы еще обсудим. Продается ли моя книга в США? Должна бы, но мне проще отправить экземпляры лично. Если ты напишешь адреса, я разошлю экземпляры всей, кому это, по-твоему, может быть интересно. Что еще? Другие вопросы обсудим позже. Так приятно говорить с тобой снова. По телефону было странно, потому что мы никогда так не делали, но здорово было снова услышать твой голос.

* * *

Дата: среда, 23 августа 1995 г, 13:20:34 +1000 (EST)

От: Маккензи Уорк [email protected]

Кому: [email protected]

Тема: Re: неоконы

Я думаю о Джармене так же много, как о Пазолини, и пытаюсь сопоставить *обнажение* с *трансгрессией*. Я это взял из разговора с Майклом Хардтом на «Виртуальном будущем», он дал мне исследовательскую работу о стихотворении Пазолини про распятие. Это понятие обнажения, по-моему, интересно, потому что оно выводит распятое мужское тело из пространства трансцендентности. Это чистая имманентность тела, которое становится самим собой, разворачивает себя *без отсылки* к другому. Оно просто есть, для себя. Если это происходит с женским телом, другой апроприирует его как объект. Но если это мужское тело, то в каком-то смысле оно защищено от объективации, потому что к нему прилагается трансцендентный миф. Даже раскрывая сокрытое имминентное[29] сладострастие, скрываясь в пространстве трансцендентного мифа, оно использует этот миф как укрытие, чтобы