Мертвая земля - К. Дж. Сэнсом

В исследовании Дайармейд Маккалок, опубликованном в 1980-е годы, доказывается, что лагерь Кетта, расположенный неподалеку от Нориджа, при всей своей немалой величине был лишь одним из нескольких связанных между собой повстанческих лагерей, возникших в Восточной Англии[69]. Этот научный труд, так же как и книга Аманды Джонс, посвященная «мелким беспорядкам» эпохи, каковую современники называли «временем потрясений», вносит значительные коррективы в давнюю традицию, согласно которой Восточное восстание и восстание Кетта считаются чуть ли не единственными народными выступлениями, имевшими место в 1549 году[70]. Джонс предполагает, что в тех местах, где власти не смогли подавить беспорядки или же, как это произошло в Норидже, были вынуждены пойти на сотрудничество с повстанцами, мелкие вспышки недовольства сознательно замалчивались[71].

Взаимодействие повстанцев

Восстания вспыхнули по всей стране в течение одной недели, причем именно в тот момент, когда многие главы местных властей, в обязанности которых входило поддержание порядка, находились в отъезде. Разумеется, это не могло быть простым совпадением. Все бунтовщики придерживались «лагерной» стратегии и стремились избежать вооруженных столкновений. Вне всякого сомнения, в июне их будущие руководители вступили между собой в сговор, готовя мятеж совершенно нового типа.

Кем были эти люди? Я уже отмечал, что дезертиры, бежавшие из Шотландии, сыграли в подготовке восстаний куда более значительную роль, чем это считалось прежде. Организационные и военные навыки, которыми обладали бывшие солдаты – и в особенности офицеры, – чрезвычайно пригодились в колоссальных размеров лагере Роберта Кетта. Среди потока воззваний, выпущенных правительством в июле, есть такие, где «преступники, дезертиры и бездельники» обвиняются в распространении слухов и клеветы, а также в подстрекательстве к созданию «незаконных сборищ»[72]. В письме Филиппу Хобби, послу Священной Римской империи, Сомерсет утверждает, что среди мятежников есть множество «головорезов и бывших солдат, каковые прежде всего ищут наживы»[73].

В начале июля Томас Смит, главный секретарь Сомерсета, с ужасом отмечал, что численность «лагерных жителей» – так их прозвали уже в то время – растет день ото дня[74]. У заговорщиков существовал план масштабного восстания, которое должно было охватить Хэмпшир и Сассекс: предполагалось, что оно будет носить преимущественно религиозный характер. Возглавить восстание предстояло винчестерскому плотнику Гернхэму и некоему Флинту из Сассекса. Однако планам этим не суждено было сбыться: Флинт не явился на решающую встречу, – возможно, он был арестован[75]. С его предполагаемым арестом связан весьма интересный вопрос – вопрос о правительственных шпионах среди повстанцев. В Кенте некий человек по фамилии Латимер (не епископ) путешествовал по всему графству, заявляя, что герцог Сомерсет якобы уполномочил его выслушивать жалобы простолюдинов. Судя по всему, этот Латимер получил от правительства определенную сумму денег, которую должен был использовать для умиротворения бунтовщиков[76]. Иными словами, то был двойной агент. Известно также, что некоего Эдварда Лофта правительство направило в лагерь Тетфорд в качестве «соглядатая». Ему предстояло разузнать, не имеют ли кембриджские простолюдины намерения объединиться с норфолкскими повстанцами[77]. Таким образом, я ничуть не погрешил против истины, изобразив в своем романе правительственного шпиона, внедрившегося в лагерь на Маусхолдском холме.

Согласно утверждению исследовательницы Дайармейд Маккалок, ведущая роль в организации восстаний принадлежала состоятельным йоменам и городским жителям. Прикрытием для их тайных встреч служили спортивные соревнования, столь популярные в Англии в то время; не только представители дворянства, но и простолюдины были буквально одержимы играми и состязаниями[78]. Кроме того, заговорщики могли встречаться во время церковных праздников, театральных представлений и прочих сборищ, таких, например, как Ваймондхемская ярмарка, после которой и началось восстание Кетта. Полагаю, организаторам восстаний нетрудно было убедить отчаявшихся простолюдинов в необходимости довести свое недовольство до сведения правительства.

Каковы были цели «лагерных жителей»? И повстанцы из Мидлэнда, выступавшие против религиозных нововведений, и мятежники из Восточной Англии, называвшие себя сторонниками церковных реформ, в равной степени выражали ненависть к «джентлемам» и государственным чиновникам, требуя решительных перемен в сельскохозяйственной сфере. К сожалению, из тех бесчисленных петиций, которые повстанцы направляли лорду-протектору, до наших дней дошло не много. Полагаю, одной из причин подобной стратегии, в особенности на востоке страны, где мятежников мало заботили религиозные вопросы, являлось ожидание обещанной Комиссии по огораживаниям. Действительно, восьмого июля Сомерсет заявил о создании новых комиссий; скорее всего, то был умиротворяющий жест[79]. Полагаю, в 1549 году повстанцы прекрасно сознавали, что членам комиссии придется столкнуться с многочисленными трудностями. Собираясь в лагеря, они рассчитывали не только добиться принятия нужных им решений, но и обеспечить комиссию «мускульной силой», внедряя эти решения в жизнь. В романе «Тумлэнд» я пытался показать, что поначалу все надежды и упования норфолкских повстанцев были связаны с планами правительства, которым они рассчитывали активно содействовать. Свои петициями бунтовщики заваливали протектора, а не членов комиссии лишь потому, что имена последних не были им известны. Уничтожение незаконных огораживаний было далеко не единственным требованием восставших. Николас Сотертон, бывший очевидцем восстания Кетта и оставивший воспоминания, вызвавшие огромный интерес у историков, полагает, что протектор совершил серьезную ошибку, назначив дату начала работы комиссии; рассчитывая, что она прибудет со дня на день, простолюдины из Восточной Англии и Кента решили взять дело в свои руки. Судя по всему, создавая лагеря, повстанцы рассчитывали ускорить прибытие комиссии и исключить возможность того, что она обойдет их места стороной; именно с ожиданием комиссии связано их настойчивое выражение лояльности королю[80].