Бумажный дворец - Миранда Коули Хеллер

– Конечно, мы приехали, – ощетинивается мама.

– Но в прошлом году вас не было.

– Зато сейчас мы здесь. – Диксон кладет руку на плечи крестнице. – И сегодня такой прекрасный день! Мне нужно найти сортир, пока я не обмочился, а потом я требую экскурсию.

– Боже, папа, – охает Бекки.

– Родители Лили пригласили нас пообедать с ними в гостинице, – говорит Анна.

– Я думала, мы пообедаем семьей, но так тоже будет чудесно, – улыбается мама, но я вижу, что она расстроена.

– Сначала я хочу показать Элле мою комнату. – Анна берет меня за руку, как будто мы всегда были лучшими подругами.

Бекки собирается последовать за нами, но Диксон ее останавливает.

– Видела, какое здоровенное дерево, Бекки? Ему, наверное, лет двести.

Анна живет в комнате на троих – просторной, с большими окнами, потертым деревянным полом и тремя кроватями у стены. На подоконнике стоит стеклянная банка с мутной водой, в которой пустила белые волосатые корни косточка авокадо. Кровать Анны не заправлена: я узнаю ее фиолетовое постельное белье с индийскими узорами. На стене над кроватью висят две фотографии. На одной из них Анна стоит с одноклассницами у бассейна. На другой мы с ней лезем на дерево в Центральном парке. Смеемся.

Анна садится на постель, закинув ногу на ногу. Хлопает по кровати, призывая меня сесть рядом. Матрас на краю проседает, когда я сажусь.

– Угадай, что? – говорит она. – И обещай, что никому не расскажешь.

– Хорошо.

– Я серьезно, – не унимается она. – Под страхом смерти. – Она придвигается ко мне. – На прошлых выходных я лишилась девственности.

Она кажется такой гордой собой, как будто совершила какое-то великое достижение, и мне хочется сказать правильные слова – что-нибудь, что звучало бы непринужденно, по-взрослому. Она поверяет мне свою тайну. Но все, что мне представляется, это пот, затхлость, мольбы мамы. Я тяну за торчащую из пододеяльника нитку. Ткань складывается, как гармошка.

– Не знала, что у тебя есть парень, – говорю я.

– А у меня и нет. Это друг брата Лили. Ему девятнадцать. Мы тусовались все вместе на День Колумба.

– Каково это было?

– Не то чтобы здорово. Но все-таки я больше не девственница.

– А вдруг ты забеременела?

– Я не могла. Я одолжила у Лили ее колпачок.

– Фу.

– Конечно, я его сначала помыла. Часа два, – смеется она.

– И все равно фу, – морщусь я.

– Пофиг. Все лучше, чем просто тискаться, как маленькие. – Соскочив с кровати, она идет к окну, берет банку с авокадо и поднимает ее на свет. – Нужно поменять воду.

– Я собираюсь подождать, – говорю я.

– Чего?

– Когда влюблюсь.

Анна, ничего не говоря, ставит банку на место и стоит спиной ко мне – окно, которое она открыла, снова захлопнулось.

– Может, и не буду. Не знаю, – поспешно бормочу я. – Наверное, это звучит тупо.

– Нет, мне это кажется хорошей идеей, – отвечает она, поворачиваясь ко мне.

– Правда?

– Для тебя. Но не для меня. Сомневаюсь, что я когда-нибудь влюблюсь. Я не из тех.

Мы едем домой в темноте. В машине пахнет свежими яблоками. Мы с Бекки играем в оригами с предсказаниями на заднем сиденье.

– Выбери число, – предлагает она, начиная первой.

– Три.

Она отгибает бумажку три раза.

– Выбери цвет.

– Голубой.

Она разворачивает голубой треугольник, чтобы узнать мое будущее.

Внутри она написала: «Ты переспишь с жирным хряком». У нее почерк, как у восьмилетней.

– Фу, гадость, – смеюсь я. – Твоя очередь.

Я беру свое оригами и осторожно разгибаю. Бекки выбирает красное.

Я открываю предсказание.

– «Скоро в твоей жизни появится таинственный незнакомец», – читает она шепотом то, что я написала. – И сунет в тебя свой пенис.

– Такого я не писала! Извращенка! – восклицаю я.

– Погоди. – Бекки наклоняется через меня и осторожно, чтобы ее отец не услышал, открывает молнию на его брезентовой сумке. Достает оттуда белую книжку без обложки. – Думаешь, это я извращенка?

Книжка полна черно-белых рисунков. Изображений парочек, которые занимаются этим самым. Женщина на картинке похожа на жену из одного сериала, только голая. Мужчина бородат, у него длинные темные волосы. Его пенис болтается, выглядывая из-под подола рубашки. Он отвратителен. Я думаю о том, как Анна занималась сексом с тем студентом. При мысли о том, что она была с кем-то, кого почти не знает, мне становится грустно за нее, и я гадаю, не сожалеет ли она о содеянном где-то в глубине души. Потому что когда ты это сделаешь, ничего уже не исправить.

Бекки переворачивает страницу и открывает другую картинку, на ней женщина опирается спиной о стену. Мужчина стоит перед ней на коленях с лицом у нее в паху.

– Фу, – шепчет Бекки. – Можешь себе представить что-нибудь более мерзкое? Наверняка на вкус как моча.

– Буэ-э.

Мы так хохочем, что у меня болит живот.

– Что смешного? – спрашивает Диксон. – Я тоже хочу послушать.

Бекки запихивает книжку обратно в его сумку.

– Мы просто читали, – отвечаю я.

– Элла, ты же знаешь, тебя укачивает, когда ты читаешь в машине, – говорит мама. Она открывает бардачок и достает оттуда пакет. – Держи, на всякий случай, – и протягивает его мне. – Но, пожалуйста, если тебя затошнит, постарайся сдерживаться, пока мы не сможем остановиться. От запаха рвоты меня тоже начинает тошнить.

16:10

Я жду, пока не заболят легкие, а потом, не в силах больше вытерпеть ни секунды, вырываю голову из воды и жадно глотаю воздух. Что-то быстро кусает меня за щиколотку острыми зубами. От их прикосновения меня охватывает паника. Из воды рядом со мной выныривает Джонас. Он смеется над моим испуганным лицом.

– Совсем сбрендил? Я думала, ты черепаха.

Я в ярости уплываю от него, но он хватает меня за низ купальника.

– Пусти.

– Не пущу.

– Придурок.

– Я не придурок. – Он рывком притягивает меня к себе. – Ты же знаешь.

– Ты опоздал.

– Твои дети – рыбы. Они отказывались выходить из воды.

– Знаю, – вздыхаю я. – Иногда мне хочется пропустить их доски через дереводробилку. Не понимаю, как у Питера хватает терпения.

Мы болтаемся в воде, порознь, но вместе.