Рождественский Клаус - Энн Айнерсон

— Что-то не так?

Лила кладет руку мне на щеку, ее лицо покрыто тенью беспокойства.

Я киваю.

— Все в порядке.

— Хорошо. — Она улыбается. — Я уже начала думать, что ты жалеешь, что застрял со мной в санях.

Она ошибается.

Ее присутствие притягивает, и меня тянет к ней, как мотылька к огню.

Я качаю головой.

— Никогда. — Вынимаю ее другую руку из-под одеяла и подношу их обе ко рту, чтобы согреть, кончики ее пальцев ледяные на моих губах. — Ты каким-то образом снова сделала рождественский сезон терпимым, веришь или нет, — говорю я, озвучивая свои предыдущие мысли.

— Что ты имеешь в виду?

Печаль омрачает ее выражение лица, отражение ее сочувствия, которое заставляет меня довериться ей.

— Рождество было любимым праздником моего отца, поэтому мы всегда отмечали его в Старлайт Пайнс. Он сказал, что наша квартира в Нью-Йорке слишком холодная и безликая, и это единственное место, которое передает дух сезона, и он хотел, чтобы мы с братьями тоже это испытали. — Я замолкаю, мой взгляд скользит к заснеженным деревьям. — Он был тем клеем, который скреплял нашу семью, и после его смерти мысль о праздновании рождества без него казалась предательством, не говоря уже о возвращении в место, которое напоминало мне о его отсутствии.

— Мне так жаль, Брукс, — говорит Лила, опустив взгляд. — Я не могу представить, как тяжело находиться здесь, особенно во время рождества.

Я опускаю наши руки на колени.

— Было несправедливо с моей стороны оставаться в стороне, особенно когда моя бабушка осталась горевать одна, а мы с братьями избегали возвращаться. Она заслуживает лучшего.

— Кей не была одна. — Слова Лилы облегчают чувство вины, давящее мне на грудь. — Она дала мне работу моей мечты, несмотря на отсутствие у меня опыта, веря, что я дорасту до этой роли. Учиться у нее было привилегией, и я дорожу каждой возможностью отплатить ей за доброту.

— Я имел в виду каждое слово, когда сказал, что моей бабушке повезло с тобой.

Я сглатываю комок в горле.

Она не единственная.

Лила ерзает на месте.

— Брукс, — шепчет она.

— Да?

— Я могу быть всего лишь надоедливой младшей сестрой твоего друга, но я здесь, если ты когда-нибудь захочешь поговорить. Тебе никогда не придется оставаться одному, если ты этого не хочешь.

И вот так ей удаётся развеять идею держать ее на расстоянии вытянутой руки. Она мне ничего не должна, и все же предлагает сострадание и терпение — то, чего я не уверен, что заслуживаю.

— Чушь, — говорю я тихим голосом. — Ты гораздо больше, чем сестра Эндрю. Ты вдумчивая, веселая и невероятный организатор мероприятий. Эта свадьба была бы невозможна без тебя. Ты стала любимицей моей бабушки — помимо Уинстона, конечно. Не говоря уже о том, что ты прекрасна и внешне, и внутренне, и я восхищаюсь тем, как ты заботишься об окружающих.

Лила смеется, качая головой.

— Это что, фраза из одного из твоих фильмов?

— Нет, это правда.

Она замолкает, открывая рот, чтобы что-то добавить, но останавливается.

Когда мы сворачиваем на грунтовую дорогу, она указывает на знак с надписью «Добро пожаловать в Мистлетоу-Ридж».

— Мы здесь, — восклицает она.

Я выгибаю бровь, осматривая окрестности.

— Где именно это находится и почему это место называется Мистлетоу-Ридж?

— Увидишь, — говорит она с огоньком в глазах.

Я не замечаю ничего необычного, пока она не подсаживается ближе, слегка подталкивая меня.

— Посмотри вверх.

Ее дыхание касается моей шеи, пока она говорит.

Когда я делаю то, о чем она просит, у меня отвисает челюсть, я замечаю сотни гроздьев омелы, свисающих с ветвей окружающих дубов и сосен.

Белые ягоды резко контрастируют с зелеными листьями, и трудно поверить, что они настоящие.

Как я мог не знать об этом месте до сегодняшнего дня? Я был в Старлайт Пайнс десятки раз, но, думаю, в детстве посещение достопримечательности, которая, как я считал, считалась романтической, было последним, о чем я думал.

И когда я стал достаточно взрослым, чтобы ходить на свидания, могу только представить, что это было бы последнее место, которое мой папа и бабушка хотели бы поместить в мой радар.

— Вид совершенно невероятный, не так ли? — спрашивает Лила, ее взгляд устремляется вверх.

— Ты права, — отвечаю я, не отрывая от нее взгляда. — Это не похоже ни на что, что я когда-либо видел. Я бы даже сказал, что это самое потрясающее, что я когда-либо видел.

— Не говори мне, что ты разнежился из-за маленькой омелы… — Лила смеется, но звук затихает, когда она замечает, что я полностью сосредоточен на ней, вид — самое далекое, о чем я думаю.

Наши лица находятся всего в нескольких дюймах друг от друга, мой пульс ускоряется, когда я рассеянно провожу пальцем по ее подбородку, молча пересчитывая веснушки, разбросанные по ее щекам. Лила дрожит от моего прикосновения, но не отстраняется.

На уголке ее рта есть пятно блеска для губ, и я осторожно вытираю его подушечкой большого пальца. Ее дыхание прерывается в ответ, пухлые губы практически умоляют о поцелуе.

— Ты чувствуешь что-то к моему рту или что-то в этом роде? — мягко поддразнивает она.

— Я чувствую к тебе что-то, — признаюсь я шепотом.

Она запрокидывает голову назад, широко раскрыв глаза. — Пожалуйста, не говори этого, если ты не имеешь этого в виду.

— Тебе уже пора понять, что я не говорю того, чего не имею в виду, Голди.

Прямо сейчас все, что должно было бы удерживать меня от желания, отходит на второй план.

Мой разум поглощен необходимостью сократить расстояние между нами. Мы находимся под лесом, полным омелы, словно судьба сговорилась заставить меня забыть, почему я сдерживался.

Это всего лишь один поцелуй; что может случиться в худшем случае?

Эта мысль может вернуться и преследовать меня позже, но сейчас мне все равно.

На этот раз я полностью отказываюсь от этой мысли, наклоняясь, чтобы целомудренно поцеловать ее ключицу. Она тает в моих прикосновениях, пока я провожу поцелуями по ее шее, вдоль челюсти, и когда я наконец скольжу своими губами по ее губам, посылая жар, распространяющийся по мне, как лесной пожар, я не могу насытиться.

Лила прикусывает мою нижнюю губу, проникая языком в мой рот.

Она на вкус как мята и солнечный свет.

Я никогда не ожидал, что поцелуи с ней будут такими — электрическими, настойчивыми и заставят меня жаждать большего.

— Боже, ты так прекрасна, — бормочу я.

— И ты наполовину очаровательный без этого постоянного хмурого выражения на лице, — дразнит она, ее