И горы смотрят сверху - Майя Гельфанд

– Ага, разбежалась! – сообщила я телевизору и нажала на кнопку выключения. – Последние сто девяносто девять долларов на ваш антицарапин потрачу!

Настроение у меня, надо сказать, было отличное, поэтому даже рекламу антицарапина я посмотрела с удовольствием. В тот день я получила зарплату. После продолжительного безденежья, после мучительного отчаяния, после долгого ожидания наконец получила плату за свою работу! Я была горда собой и очень счастлива.

Как договаривались, половину сразу же отдала матери. За квартиру заплатить, продукты купить, кредит выплатить… Да мало ли какие расходы в семье! Я была очень довольна, что принимаю участие в планировании общего бюджета. Я стала добытчицей, и этот факт резко поднял мою самооценку.

Вторую половину зарплаты я совершенно безответственно сняла со счета и положила в свой кошелек, хотя и знала, что делать этого не рекомендуется: во-первых, небезопасно, а во-вторых, соблазнительно. Но мне было наплевать. Я не могла отказать себе в удовольствии владеть собственными, заработанными честным трудом деньгами и решила отправиться за покупками.

Я не покупала себе одежду уже примерно лет сто, и столько же времени не заходила в магазины. Даже побаивалась их немного. Ну, что я буду делать в модном бутике? Прикидываться, что решила купить кофточку за половину моей месячной зарплаты? А в большом сетевом магазине буду изображать из себя занятую деловую женщину, которая заглянула на полчаса, чтобы второпях выбрать себе костюм? Нет, делать в магазинах мне было нечего.

Но сегодня я готова была пренебречь своими устоявшимися принципами и отправиться за покупками. Впервые за много месяцев мне хотелось быть красивой. Захотелось накрасить губы, встать на каблуки, надеть тяжелые бусы. Захотелось сменить прическу, сделать маникюр… Да мало ли чего может захотеть молодая женщина, которая вчера получила зарплату! Да, весьма скромную. Да, маленькую даже. Но все-таки свою собственную, лично заработанную!

Я стояла перед зеркалом и примеряла несколько комплектов одежды – джинсы, шорты, рубашки… Еще и платье зачем-то взяла с собой в кабинку. Я – и платье! Даже смешно стало. В последний раз я надевала платье примерно тогда же, когда купалась в ванне. Но тем не менее оно лежало рядом со мной, ожидая своего часа быть примеренным.

Да, я сильно поправилась с тех пор, как в последний раз заходила в магазин. Привычный размер мне был теперь мал, из штанов вываливались валики жира, и бюстгальтер явно жал. Почему я раньше этого не замечала?

Я придирчиво разглядывала себя в зеркале. Редко выдается возможность посмотреть на себя беспристрастно и в полный рост. Я была невысокой, коренастой, ширококостной. Тонкие губы, толстые руки, кожа неровная и нечистая, волосы – мягкие и непослушные… Разве что щиколотки… Тонкие и изящные, они эффектно выделялись на фоне целлюлитных ляжек.

Вдруг мне вспомнились слова старухи: «Это тело мне не принадлежит». Ведь правда. Это тело мне не принадлежит. Эти широкие бока, эти длинные бесформенные груди, эти ноги, покрытые волнами подкожного жира, – все это чуждо мне. Почему у меня не зеленые глаза, а темно-карие? Почему у меня не прямые волосы, а волнистые? Почему у меня не длинные тонкие пальцы, а короткие и толстые? Только щиколотки. Их бы я ни за что не поменяла.

Продавщица деликатно постучала в дверь кабинки. Я спохватилась, что, наверное, примеряю вещи уже не меньше четверти часа, и наскоро оделась.

– Ничего не подошло, спасибо.

Она равнодушно пожала плечами, а я вышла вон из магазина.

Я еще немного погуляла по торговому центру. Ничто не привлекало внимания, пока я не подошла к страшно дорогому модному бутику, в сторону которого никогда не смела взглянуть. Пачка денег в кошельке действовала ободряюще, и я решилась перешагнуть порог страшного логова разврата. Вежливая продавщица предложила помощь, но я от нее еще более вежливо отказалась. Я разглядывала цветные витрины, залитые ярким светом ламп, любовалась замысловатыми полками и шкафами, в которых аккуратно и чинно висели брюки, юбки, блузки и платья… Даже манекены в этом магазине сверкали роскошью и стилем!

Смешно с моей зарплатой делать покупки в этом магазине! Я тяжело вздохнула, и все же решилась.

– Покажите мне вон тот шарфик.

– Вот этот? С удовольствием.

Я взяла в руки небольшой шелковый шарф сложного розового цвета с фиолетовыми вставками. Продавщица аккуратно повязала его мне вокруг шеи. Нежный розовый цвет освежил кожу, эффектно оттенил темные волосы, смягчил свисающие складки на скулах… Я увидела, как мои глаза заблестели и щеки покрылись румянцем. Я понравилась себе!

– Сколько он стоит?

Продавщица порылась в компьютере и назвала цену. Я пошатнулась.

Шарфик был мягким, нежным, невероятно шедшим мне…

– Я возьму.

Я вышла из магазина с крошечным пакетиком, завязанным тонкой ленточкой. Кошелек, набитый деньгами, больше не обжигал руки и скромно лежал в сумке. Никаких планов на покупки у меня больше не было – шарфик стоил четверть месячной зарплаты. И все же я была довольна! Ни складки жира, ни рвущиеся по шву брюки не могли испортить настроения. Я была по-настоящему счастлива и, решив ни в чем себе не отказывать, купила еще пачку сигарет.

* * *

…В Верном существовал революционный кружок. Еще во время революции 1905 года его участники вели активную подпольную деятельность. Они развешивали на столбах листовки, вербовали сторонников, писали манифесты, но действовали осторожно и скрытно. Лидером кружка был ссыльный рабочий, тайный посланник мирового интернационала Иван Духов – молодой еще человек с нервными, тонкими чертами лица, крючковатым носом и быстрыми, неприятными движениями. Он вечно обливался соплями и вытирал мокроту пальцами, отчего от него пахло грязью и болезнью. Духов ни минуты не сидел на месте. Он то скакал, словно козел, то бегал по кругу, точно петух, а если и садился, то немедленно принимался черкать на бумаге бессмысленные каракули или примитивные и неприличные рисунки. Лицо его тоже находилось в постоянном движении – то язык высунет, то глаза выпучит, то примется ковырять в носу и без того нечистыми руками. Это было нервное, уродливое лицо: нос длинный, волнистый и кривой, глаза маленькие, воспаленные, а рот, тоже перекошенный, почти лишен губ. Духов сильно хромал на левую ногу, поэтому правая часть его тела безвольно болталась во время ходьбы. Он передвигался крайне неровной походкой, и казалось, что вот-вот непременно упадет и расшибется. Важным атрибутом его внешности была культяпка, замотанная в грязную тряпицу. Слухи, бродившие в революционном кружке, повествовали о том, что кисть руки великий человек потерял во время жестоких пыток в царских застенках, и этот факт придавал Духову еще больше авторитета.

Но как только Духов начинал говорить, он сам, а вместе с ним и все вокруг будто бы преображалось. В глазах окружающих он становился почти красавцем, а какая-нибудь нищая комнатка, где происходило собрание, еле освещенная чахлой свечкой, казалась, по меньшей мере, апартаментами императора. Говорил он пламенно, долго и резонно. Знаниями обладал громадными, цитировал Платона и Ницше, вычитывал целые главы из Маркса и статьи Ленина. И хотя в партии революционеров было не слишком много членов, среди них Духов пользовался авторитетом беспрекословным, его слово было законом, а прихоть – приказом.