Морковка для босса - Мария Зайцева

дикий плач и звон посуды, похоже, она что-то швыряет об пол. Наверно, испанские тарелки пошли в расход.

— Я не знал, Платон! — пытаюсь все еще хоть как-то оправдаться я, — это недоразумение… Тупость.

— Я её в таком состоянии не видел.

— Успокой её, я пойду… Успокой. Держи меня в курсе.

— Окей, я разберусь, — он уходит, закрыв за собой дверь.

А я остаюсь.

Выползаю из подъезда, ощущая себя вымотанным, жутко усталым и совершенно пустым.

Она — Морковка…

И я, вместо того, чтоб получить внятные ответы на вопросы, прижать ее к плинтусу, только истерику получил и остался, к тому же, во всем виноват…

Вот как так у них, у женщин, получается?

Я же прав!

И все равно виноват…

В руке лоскут от ее халатика, сжимаю, подношу в лицу, вдыхая нежный аромат.

Пиздец какой-то…

Глава 22

— Как тебе наш новый эйчар?

Людмила раскладывает на столике перед диваном мой сегодняшний обед, заказанный прямо в офис, поворачивается, смотрит на меня с легкой улыбкой и кивает:

— Хороший мальчик. Далеко пойдет. Думаю, что корпоратив новогодний будет не хуже того, что нам Эммануэль устроила… Конечно, Кристина бы тоже сделала на уровне…

Я отворачиваюсь, изо всех сил делая вид, что занят документом. И только через пару мгновений понимаю, что слишком сильно сжал бумагу, замял. А документ реально важный.

А я реально больной.

Посматриваю на телефон, но там, как и час назад, как и два часа назад, тишина.

Мой шпион в стане противника сегодня на экзамене, потому никаких известий с той стороны.

И это нервирует.

Как она там? Думает обо мне?

Платон говорит, что ходит задумчивая. Но это же женщины, их внешнему виду верить нельзя… Как выяснилось.

Она может ходить задумчивая вообще по другим причинам: ноготь, там, сломала, или просто сериал грустный посмотрела, или размышляет о смысле жизни. Не со мной.

Последнее — самое бесячее. Потому что повлиять не могу никак. Хотя, я вообще, как выяснилось, ни на что не могу повлиять…

Прошел уже месяц с того момента, как я вышел на улицу из подъезда Кристины с куском ее халатика в судорожно сжатой горсти.

Жуткий, долгий, как спуск в ад на девятый круг сразу, месяц.

Я все это время не ел, практически не спал. И даже не пил ничего, крепче чая. Последнее очень важно, так как периодически тянуло напиться и забыться. Но допустить слабину я никак не мог, особенно перед Новым годом, потому теперь трахался со своей работой двадцать четыре часа в сутки, чтобы не вспоминать про свою Морковку, не представлять, что она сейчас делает, не перекатывать в голове по сто раз нашу последнюю встречу, все наши встречи. И не выискивать свои косяки. Почему-то косяки выискивались только мои, а не ее.

Пусть она виновата тоже, пусть накосячила… Но она — женщина. Обиженная женщина. И даже если виновата, мне надо попросить у нее прощения. Это не мои слова, если что, это поговорка такая французская. Раньше я думал, что это — бред. А сейчас думаю, что что-то они, французы, про женщин знают такое…

Вот только проблема была в том, что Кристина меня не подпускала к себе настолько близко, чтоб я хотя бы слово мог сказать.

На следующий день после разговора она написала Людмиле, что заболела, и ушла на больничный с последующим увольнением.

Я увольнение, естественно, не одобрил, а вот с больничным ничего не мог поделать. Так же, как не мог увидеть ее, поговорить, просто посмотреть, черт!

На улицу Кристина не выходила, а если и выходила, то подгадывая моменты, чтоб меня не оказывалось рядом с ее домом. А я не мог, чисто физически не мог постоянно ее караулить! Банально не хватало времени сидеть перед ее окнами и отслеживать эти моменты. Работа на месте не стояла, особенно сейчас.

И я просто не мог себе позволить все похерить. Даже учитывая, насколько феерически выступил в личной жизни.

Не для того я с таким трудом все выстраивал, что сейчас бездарно проебать лишь потому, что дурак слепошарый и не смог разобраться со своими женщинами вовремя. Со своей женщиной. Надо воспринимать это, как наказание, да? Неизбежность… Когда-нибудь это закончится же?

Именно так я себя и успокаивал все это время. Именно это мне и давало сил держаться и не бросаться на людей и стены.

Конечно, ничего легко не давалось.

Тёмные круги под глазами, слабость по утрам и невыносимое состояние ближе к вечеру. Мир вокруг продолжал двигаться вперед, и моя временная расконцентрация внимания еще не становилась критичной. Пока я справлялся, хотя Людмила уже начала паниковать. Осознав причины моего заторможенного состояния и правильно связав их с отсутствием на рабочем месте Кристины, она развила бешеную активность.

Обо всём позаботилась, попыталась меня разгрузить, скинув бо́льшую часть работы на Кирилла. Она, моя незаменимая секретарша, осознав, что история с Кристиной — надолго, а работа стоять не может, каким-то очень хитрым образом из одной логистической компании, прямо с переездом за тысячу километров, вырвала нам молодого эйчара. Не представляю, как ей это удалось, но парень приехал к нам в середине следующей недели и к концу ее уже вполне освоился на новом месте работы.

Людмила как-то умудрялась поддерживать связь со своими подружками, которых был вагонище по всей стране. Где мы только ни ездили, она везде заводила знакомства. И вот, узнав, что один из очень талантливых менеджеров развёлся с женой со скандалом и делёжкой имущества, сразу же нашла его и предложила работу с хорошей зарплатой и с квартирой. Вообще-то, мы сотрудникам редко предоставляем квартиры, но у пацана перспектива карьерного роста, впечатляющие результаты на прежнем месте работы, идеальное резюме… Ради такого, конечно, можно. Он меня на десять лет младше, возраста Кристины… Моей Кристины. Это хорошо, что её здесь нет. И хорошо, что её место занял молодой мужчина.

Пусть эти девушки, прекрасные и восхитительные, не обижаются, что никто их не ценят, просто они созданы для того, чтобы думать о них постоянно.

Я очень устал, страшно устал за это время от происходящего. От своих бесконечных эмоций. Они меня пугали, если честно.

Пугало то, как легко, как быстро, как неотвратимо все произошло. Никогда в такую муть не верил, скептически усмехался в ответ на чьи-либо признания о том, что ничего не предвещало, а потом — раз! — и наглухо! И никаких мыслей других, никакой возможности откатить назад случившееся!

Всегда воспринимал такие разговоры,