Грешник - Шанталь Тессье

— Это моя девочка, — тяжело дышу я, чувствуя, как она давится. — Возьми его, Элли. Покажи мне, что ты принадлежишь мне.

Если мне придется связать ее и выставить посреди города, обнаженную, с вырезанным у нее на груди моим именем, чтобы это видел весь мир, я это сделаю. Как я уже говорил, Элли понятия не имеет, насколько темным может быть мой разум и насколько жестоким я могу быть. У меня нет проблем с тем, чтобы показать ей, на что способен дьявол, чтобы завладеть своим маленьким демоном.

ЭЛЛИНГТОН

Син кончает мне в горло, а затем выходит. Его пирсинг звякает о мои верхние зубы.

Я тут же переворачиваюсь на живот, моя голова все еще висит над кроватью, но я больше не подминаю под себя руки.

Я задыхаюсь и кашляю, и с моих приоткрытых губ стекают слюна и сперма. Мои светлые волосы, которые не прилипли к мокрому лицу, ниспадают вокруг головы, так что я не вижу ничего, кроме белого ковра под собой. Кровь приливает к рукам, и их покалывает, так как они все еще заклеены скотчем у меня за спиной.

Шелковая простыня прилипает к моей потной и разгоряченной коже.

Я делаю глубокий вдох, моргаю, пытаясь разглядеть что-нибудь сквозь свои мокрые ресницы, которые слиплись из-за туши, которую я нанесла ранее вечером. Несколько раз меня чуть не вырвало. Мне потребовалось все мои силы, чтобы сдержаться. Боялась, что подавлюсь. Я не эксперт по глубокому минету, но я не думала, что я настолько в этом ужасна. Это из-за его размера? Грубости? Пирсинга? Я не уверена, но мое тело этим наслаждалось. То, как Син хвалил меня за попытки, хотя у меня не было выбора.

Я слышу звук льющейся воды в ванной, и несколько секунд спустя вижу его босые ноги, стоящие у кровати. Он хватает меня за плечи и переворачивает на спину. Затем Син подхватывает меня на руки и несет в ванную, пока я безвольно лежу в его сильных руках.

Большое эркерное окно, расположенное над большой угловой ванной-джакузи, говорит мне, что еще ночь. Но Син включил свет в ванной, и он обжигает мои чувствительные глаза.

Син опускает меня в ванну, белый фарфор снова прижимает мои руки к спине.

— Син… — удается выдавить мне. — Мои руки… — шмыгаю я носом. — Они болят.

Стоя на коленях рядом с ванной, он проводит рукой по моему лицу, чтобы вытереть слезы, которые я выплакала, пока он трахал мою задницу и рот.

— Я знаю, — просто говорит Син, откидывая мокрые волосы с моей груди и плеч.

Теплая вода все еще наполняет большую ванну. Она еще не дошла до моих бедер. Син скользит рукой вниз между моими грудями и подушечкой большого пальца касается моего соска, от чего я ахаю.

— Почему? — я поднимаю голову и смотрю на свою грудь, чтобы понять, почему она такая чувствительная, и вижу серебряный стержень на обоих моих твердых сосках.

— Тебе нравится боль.

Я устремляю широко раскрытые глаза на Сина, а он смотрит на пирсинг, который, должно быть, сделал мне в доме зеркал.

— Они были прекрасны, — он берет штангу большим и указательным пальцами, слегка ее поворачивает, заставляя меня вжаться затылком в ванну и вскрикнуть. От резкой боли у меня перехватывает дыхание. — Теперь они чертовски совершенны, как и ты.

Отпустив их, он опускается на колени и берет средство для мытья тела. Я бросаю быстрый взгляд на воду и вижу, что она уже доходит до моего пупка. Син откупоривает бутылочку и наливает средство себе на руки, смазывая их. Затем его руки оказываются на мне.

Когда он массирует мою грудь, из моего воспаленного горла вырывается стон. Его сильные руки пробегают вверх и вниз по моим ребрам. Затем он медленно поднимает их по обе стороны от моей шеи.

Тяжело дыша, я запрокидываю голову для него, зная, насколько уязвимой это меня делает, но в данный момент мне все равно.

Открыв глаза, я направляю свой взгляд на столешницу рядом с туалетным столиком и вижу, что там лежит один из моих дневников. Я напрягаюсь. Син это замечает и следит за моим взглядом, а затем снова смотрит на меня. Я устремляю взгляд ко все еще включенному крану и замечаю, что вода теперь доходит мне до груди.

Я выгибаю спину, пытаясь вынырнуть из воды, так как мне кажется, что я соскользнула вниз, но Син обхватывает мое горло своей рукой, удерживая меня на месте. Мое сердце ускоряется, бедра напрягаются.

Син наклоняется к бортику и прижимается своими губами к моим, и я без колебаний целую его в ответ. Его язык проникает в мой рот, а рука удерживает меня на месте. Это нежно и могло бы показаться любовью, если бы я не была привязана скотчем в ванне, в то время как вода продолжает подниматься.

Син отстраняется, и я пытаюсь прижаться к нему, желая большего, но его руки препятствуют этому. Вместо этого он держит свое лицо близко к моему, но вне пределов досягаемости.

— Истон, — его имя дрожит на моих губах.

Я знаю, что он делает и к чему все идет, и, черт возьми, я хочу этого.

— Ты прочитал его?

Я должна знать. Мне нужно услышать его ответ.

— Я хочу знать все, что происходит в твоей прекрасной голове, — отвечает Син, подтверждая то, что я уже знала.

Он наблюдает за слезой, скатившейся из уголка моего глаза. У дневников и журналов есть цель. Дневники предназначены для занятий. Это для того, чтобы люди чувствовали себя некомфортно. Чтобы сделать их более чувствительными к тому, что их ждет. Для меня это нечто большее. Я веду дневники с самого детства. Об этом были подслушанные разговоры моей мамы и ее клиентов. О ситуациях, в которых они оказывались или хотели оказаться. С годами мои фантазии становились все темнее и темнее. Мне нужно было выплеснуть свои желания наружу, а у меня не было никого, с кем я могла бы о них поговорить. Поэтому я решила их записать.

— Ты доверяешь мне? — спрашивает он так же мягко, как и его поцелуй.

Я сглатываю комок в горле и облизываю распухшие губы.

— Да.

Его красивые голубые глаза секунду изучают мои, а затем он наклоняется и целует меня в лоб. Я всхлипываю от нежности в его прикосновении. Затем Син встает во весь рост, наклоняется над ванной и, обхватив рукой мое горло, опускает меня лицом в воду.

Он удерживает меня, прижимая мои руки