Алхимия иллюзий - Антон Леонтьев

Виктор, пробежав импровизированный документ глазами, хмыкнул:

— Что же, а мне выдвинуть свои пункты можно?

— Нельзя! — заявила Вика.

Но Титов, уставившись на нее своими арктически-ледяными глазами, прошелестел:

— Думаю, Вичка, все же можно. Потому что я вовсе не против заключить договор, а даже очень за. Только учти — если ты сама нарушишь хотя бы одно из его положений, то я буду вправе забыть обо всех этих обещаниях, сильно ограничивающих мою свободу действий. — Он кивнул на тетрадный лист с перечнем требований. — А мне много не потребуется. Хочу видеть тебя ежедневно не менее двух часов…

— Одного! — заявила Вика.

— Нет, теперь мой черед диктовать тебе условия — двух! — осклабился Виктор. — А если наша встреча будет длиться меньше, то неизрасходованное время переносится на следующий раз.

— Готова видеться с тобой по два часа в день не более трех раз в неделю! — заявила Вика. — С перерывом на неделю, когда ты оставишь меня в покое.

— Четырех раз в неделю! — нахмурился Титов. — По скользящему графику, так, чтобы я и в выходные мог провести с тобой время. Перерыв будет, так и быть, одна неделя, но в месяц, Вичка!

— И четыре недели дополнительно летом! — вставила Вика и вдруг замолчала.

До чего она опустилась! Торговала собственной свободой, более того, жизнью, ведя переговоры с самым настоящим психом и убийцей-рецидивистом. И, что самое ужасное, она еще радовалась тому, что смогла выбить себе послабления и облапошить Титова.

Демона своих снов. Увы, не только снов, но и реальности.

Однако делать было нечего: Вика понимала, что ей необходимо выиграть время. Успокоить бдительность Титова. И сделать так, чтобы он хоть какое-то время никого не убивал и оставил в покое ее родных и близких.

И бедолагу Виталика.

В течение последующего часа (и еще одного куска торта, на этот раз «Наполеона») они смогли составить договор, который устраивал обе стороны.

— Вичка, тебе не следует есть так много сладостей, — произнес обеспокоенным тоном Титов, когда Вика заказала себе под конец пирожное с малиновой начинкой.

— Боишься, что растолстею и ты меня вдруг разлюбишь? — усмехнулась Вика. А что, это идея…

Титов, покачав головой, ничего не ответил, однако, когда пирожное принесли, решительно пододвинул его к себе.

Вика саркастически усмехнулась — похоже, ей следовало подсыпать в пирожное цианистого калия и скормить его Титову.

— Это мое! — заявила она.

А Титов, быстро откусывая, заявил с набитым ртом:

— Я же сказал, что тебе нельзя. В нем так много калорий и углеводов, а они…

И тут он закашлялся — видимо, пирожное попало не в то горло. Глаза у Титова вылезли из орбит, щеки сделались свекольного цвета. Ему явно требовалась помощь, а Вика, не веря своему счастью, сидела напротив судорожно кашлявшего мучителя и наслаждалась увиденным. И на полном серьезе ожидая его смерти…

Она даже и не думала о том, чтобы прийти Титову на помощь, хотя недавно окончила курсы первой помощи. Однако прочие посетители кафе, не растерявшись, подскочили к их столику, кто-то стал дубасить Титова по спине, судя по всему, весьма чувствительно, потому что тот затрясся, как манекен.

Вика же сидела, безучастно наблюдая за происходящим, и желала одного: чтобы он сдох.

Выплюнув на свитер Вики крошки пирожного, которые и застряли у него в дыхательном горле, Титов жадно ловил воздух, откинулся на сиденье — цвет его лица постепенно нормализовался.

Вика брезгливо стряхнула крошки и инстинктивно вытерла руки салфеткой, испытывая непреодолимое желание отправиться в туалет и промыть их с мылом под упругой струей воды.

— Ты меня умирать оставила! — заявил жалким голоском Титов.

Вика выгнула бровь:

— Ну, тебя же добрые люди откачали. Хотя, если бы знали, что ты, Титов, за мразь, не стали бы этого делать, а наверняка запихнули бы тебе в горло еще парочку-тройку пирожных.

Виктор, на ресницах которого сверкали слезы, произнес:

— Злая же ты, Вичка…

— Извини, милок, но в нашем контракте нет пункта о том, что я должна быть доброй. И не тряси харей — такого пункта там и не будет! Что, не нравлюсь? Тогда, быть может, отстанешь от меня наконец?

Титов, окончательно придя в себя, отодвинул пирожное и заявил:

— Так не пойдет. Если думаешь, что, став мегерой, отвадишь меня от себя, то ошибаешься. Потому что такая Вичка мне не нужна. Мне нужна Вичка старая: добрая, милая, участливая…

Вика не выдержала:

— А мне нужна моя жизнь — тоже старая! Мне нужен Игорь! Мне нужно…

Она расплакалась. Титов, вздохнув, ответил:

— Не нужен тебе Игорек. Не нужен! Так что веди себя со мной подобающе. Иначе я разозлюсь. А если я разозлюсь, то совершу страшные вещи. Ты ведь в курсе, Вичка?

Она была, конечно же, в курсе. И поняла: как она ни хитрила и ни юлила, но в итоге все же оказалась во власти этого худого бледного демона с арктически-ледяным взором.

И, похоже, это было навсегда.

Титов, быстро вписав в договор нужные ему пункты, произнес:

— Смотри, я уже подписал. Осталось только тебе поставить свою завитушку, Вичка.

И пододвинул к ней тетрадный лист. Вика, взглянув на него, вдруг подумала о том, что нет, не навсегда. Титов, как и все, как и его жертвы, смертен. Потому что подавись он пирожным не в многолюдном кафе, а на безлюдной набережной поздно вечером, то она бы…

Она бы не стала его спасать.

Вика подумала о том, чем же она тогда отличается от самого Титова? И поняла, что очень многим. Просто всем. Она не преследует одноклассников. Она не вторгается в их жизнь. Она не убивает людей. Она не сумасшедшая.

Поставив подпись, Вика пододвинула договор Титову.

— Копию делать будешь? — спросила она.

Но тот проявил себя галантным джентльменом.

— Я все пункты и так запомнил, Вичка. Так что можешь взять бумагу себе. И не пытайся потом утверждать, что что-то было сформулировано или иначе, или что чего-то в договоре не было. Память у меня фотографическая.

Вика, забрав лист и засунув его в сумочку, произнесла:

— Что же, мы не обговорили, с какого времени начнет действовать договор…

— Прямо сейчас! — заявил Титов.

Но девушка была непреклонна:

— Со следующего понедельника, и точка! Надо было внимательнее отнестись к составлению важных документов, милок.

— Мне не нравится это базарное «милок»! — вспылил Виктор.