Великолепный век Сулеймана и Хюррем-Султан - П. Дж. Паркер

— Еще несколько минут на таком ветру, и мое мужское достоинство превратится в сосульку!

Дариуш улыбнулся и быстро покосился на пах Янниса. Он прошептал:

— Друг мой, твое греческое достоинство держится неплохо. Тебе нечего бояться.

— И тебе тоже, Дариуш; похоже, у жителей Карпат достоинство не ниже горы Олимп.

Дариуш покраснел, но не успел ничего ответить, так как к ним приблизился сам великий визирь. На высоком белом тюрбане сверкали изумруды. Зеленый кафтан обтягивал широкую грудь. Вокруг него суетились несколько пашей. Осматривая шеренги аджеми-огланов, великий визирь улыбался и почтительно кивал. Затем повернулся к офицерам и кивнул в знак одобрения. Он остановился перед Дариушем, чтобы еще раз оглядеть всю шеренгу. Какой-то паша протянул ему свиток с именами, но визирь оттолкнул его, попутно смахнув с рукава снежинку.

Затем государственный муж обратился к юношам:

— Молодые люди, сегодня вы все станете турками!

Он помолчал; глаза всех устремились на него.

— Поэтому, — продолжал визирь, — те из вас, кто еще не подвергнут обрезанию, сейчас будут обрезаны.

Дариуш невольно покосился на свой пах. Он очень обрадовался, потому что его самого подвергли обрезанию еще при рождении. Затем он посмотрел на Янниса. Его новый друг смертельно побледнел и не сводил взгляда со своей крайней плоти, которая доставляла ему столько радости первые восемнадцать лет жизни. Яннис на мгновение повернулся к Дариушу, и Дариуш заметил ужас в глазах друга. Потом Яннис преодолел себя и, гордо вскинув голову, стал смотреть перед собой.

— Второй шаг вашего пути начнется с утреннего призыва муэдзина, — продолжал великий визирь. — Вы все примете ислам и в знак почтения к нашей… теперь уже и вашей… новой вере получите новые имена. — С этими словами он развернулся и молча удалился к небольшому павильону рядом с церковью Айя-Эйрене.

Янычары выдергивали из строя тех, кому предстояло сделать обрезание. Янниса тоже увели к беседке с тремя сотнями других юношей. Он зашагал босиком по гравию, зажимая свой член между ногами и решительно глядя вперед. Один за другим аджеми-огланы возвращались мужчинами. Все прижимали к чреслам окровавленные тряпки. Когда из беседки вышел Яннис и зашагал по двору, Дариуш увидел, что его новый друг покраснел и вспотел, несмотря на пронизывающий ветер. Он крепко прижимал к паху тряпку, закрывавшую его член на всю длину. Подойдя к Дариушу, он храбро улыбнулся и снова занял свое место в шеренге. Дариуш положил руку ему на плечо и почувствовал, что друг весь покрыт испариной.

Один из мальчиков помладше во время операции потерял сознание: один из офицеров нес его в строй на руках. Янычар в синем кафтане осторожно закрыл пах мальчика тряпкой. Он положил мальчика на землю и ласково шлепнул по щеке.

— Тебе оказана великая честь, — произнес он на ухо мальчику. — Не бойся, малыш! Твой меч еще покажет себя в бою. Потом ты узнаешь, что даже самый острый клинок не может пронзить сладость жизни и плоти до тех пор, пока он покоится в ножнах!

Мальчик медленно поднялся на ноги и занял свое место в строю, горделиво улыбнувшись, когда офицер потрепал его по подбородку.

Аджеми-огланы долго стояли молча. Вот первые лучи солнца заблестели на минаретах и окружавших их огромных куполах; с Айя-Софии понеслись призывные звуки азана. Шеренга аджеми-огланов, в том числе Дариуш и Яннис, упала на колени.

Великий визирь повторил за муэдзином слова утренней молитвы. Аджеми-огланы послушно повторили их хором. Затем офицеры прошли вдоль строя, поднимая молодых людей на ноги по одному и называя их новые исламские имена. Ахмед. Акиф. Ясар. Талип. Рауф…

Яннису дали имя Джем.

Затем офицер подошел к Дариушу, взял его за руку, поднял на ноги. Положив обе руки Дариушу на плечи, он покосился на его мужское достоинство, а потом посмотрел ему прямо в глаза:

— Ты, брат мой, будешь Давудом.

Легкий морской бриз развеивал предрассветный сумрак. На небе за Айя-Софией тускло светила луна — первая с тех пор, как Давуд стал аджеми-огланом. Еще видны были последние звезды. Давуд, одетый в легкую рубаху, выпалывал сорняки на клумбах с тюльпанами и бросал их в ведро. На голове у него красовалась конусообразная войлочная шапочка, напоминающая сахарную голову. Прошло больше года с тех пор, как он занимался физической работой; теперь он понял, что его руки соскучились по мирному труду. Сейчас, на время учения, его отправили в сад. И все же, несмотря на то что работал он с удовольствием, все его мысли по-прежнему занимала Александра. Давуд задумчиво смотрел на стены и купола дворца, зная, что она где-то там, очень близко от него. Наверное, сейчас она еще спит вместе с другими рабынями валиде-султан.

В огромном парке на мысе Сарайбурну трудились и другие аджеми-огланы. Они обрезали сухие ветки, подметали дорожки, поливали растения. Заросли кипарисов и буков и огромные клумбы разноцветных тюльпанов уступами спускались к самому валу, защищавшему парк со стороны моря. Давуд работал довольно высоко и потому мог заглянуть за вал и полюбоваться живописными видами Мраморного моря, Босфора и Золотого Рога. На противоположном, азиатском берегу Босфора в предрассветной дымке виднелись минареты, многочисленные башни и большой купол мечети. Минареты пронзали туман и словно вибрировали в первых золотых лучах ласкового утреннего солнца.

Когда лучи коснулись высшей точки минаретов Айя-Софии, послышался утренний азан.

Давуд, уже стоящий на коленях, закрыл сложенными ладонями губы и нагнулся, коснувшись лбом свежевскопанной земли. Вокруг него на ветерке покачивались тюльпаны.

Первые недели в обучении ему не приходилось скучать.

Он начал учить турецкий язык; его подхлестывало желание прочесть книги, содержавшиеся в дворцовой библиотеке. Все они были доступны тем, кто стремился овладеть языком. Давуд обнаружил труды по математике, геометрии и изящным искусствам, а также книги Ветхого Завета, еще дохристианской эры. По словам их наставников, многие здешние книги пережили распад европейских империй и династий после Крестовых походов, эпидемии чумы и войны последних столетий — и все только потому, что их спрятали в огромных погребах на Босфоре. Давуд радовался тому, что скоро ему будут доступны столь обширные возможности для познания.

Когда аджеми-огланы не учились и не работали в саду, дни проходили в физических упражнениях. Их обучали приемам борьбы, метанию диска, стрельбе из лука, искусству заряжать пушки — словом, всему, что необходимо знать и уметь янычару. После занятий у Давуда болели все мышцы, но он радовался царящей среди аджеми-огланов атмосфере товарищества.

Однако грезить об Александре он не переставал. Глядя на черную землю перед глазами, он думал, что совсем не знает, как с ней связаться и как освободить ее из рабства. Дворец был наводнен янычарами и телохранителями султана. Учением и всеми передвижениями аджеми-огланов руководили белые евнухи. Как вскоре выяснил Давуд, обитательниц гарема охраняли черные евнухи. Как-то во время урока в голову вдруг пришла мысль: надо непременно стать телохранителем султана, остаться служить во дворце. Тогда он как-нибудь упросит валиде-султан освободить Александру. Пока же он старался как можно больше увидеть и услышать, искал любую удобную возможность, чтобы продвинуться, и радовался тому, что он до сих пор жив и здоров.