Думай, что говоришь - Елена Первушина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В «Дворянском гнезде» (1858 год) все герои – «из одной компании». Между ними нет конфликта, а напротив вся трагедия заключается в том, что два внутренне близких человека – Лиза Калитина и Федор Иванович Лаврецкий – не могут соединиться, поскольку в юности Лаврецкий поступил опрометчиво, женившись на женщине, которую на самом деле не любил.
В романе «Накануне», наконец, появляется герой «со стороны». Более того, это революционер, с которым и уходит «тургеневская девушка» – смелая и гордая Елена, не нашедшая в России человека, которого она могла бы полюбить. Но здесь Тургенев сделал все, чтобы вызвать у читателя симпатию к Инсарову. Он – болгарин, и борется, прежде всего, за свободу Болгарии от турецкого ига, а идеи панславизма легко находили отклик у русских патриотов. («Елена задумалась. «Освободить свою родину! – промолвила она. – Эти слова даже выговорить страшно, так они велики»). И главное, Инсаров борется (а вернее, только собирается это делать) за пределами России. Он вовсе не новый Пугачев и не поведет мужиков с вилами жечь дворянские усадьбы. А еще Инсаров очень романтичен: «При одном упоминовении его родины не то чтобы лицо его разгоралось или голос возвышался – нет! Но все существо его как будто крепло и стремилось вперед, очертание губ обозначалось резче и неумолимее, а в глубине глаз зажигался какой-то глухой, неугасимый огонь». Ну как можно не полюбить такого героя?
Но потом Тургенев делает очень странную вещь. В его новом романе – снова «дворянские гнездо» и снова помещики. Один – забавный и глубоко несчастный оригинал-англоман Павел Петрович. Другой – добрейшей души человек Николай Петрович, трогательно любящий своего сына и крестьянскую девушку Фенечку, на которой в конце концов, как честный человек, женится. И снова в этот идиллический мир попадает чужак. Но на этот раз – не романтический болгарин, а русский разночинец Базаров, с которым сдружился в университете сын Николая Петровича Аркадий. Базаров вовсе не романтичен. Напротив, он ужасен, циничен, бесцеремонен. Он оскорбляет и бранит почем зря не только смешного, но милого Павла Петровича, но и добряка Николая Петровича. И за что бранит! За то, что тот любит поэзию! Он волочится за помещицей Одинцовой, как маляр за белошвейкой, чем приводит ее в ужас. Больше того, он посмеивается даже над своими почтенными родителями, которые, конечно, мало образованы и старомодны, но все же искренне его любят. Казалось бы, Тургенев рисует своего героя такими нравственным уродом, что всякий порядочный человек должен презирать его. Некоторые литературные критики так и решили: Тургенев хотел показать, что современная ему молодежь глубоко бездуховна и заражена «бациллой нигилизма». Критики более демократического направления решили, что Тургенев написал карикатуру, пасквиль на молодежь, обвинив ее во всех смертных грехах.
Собственно говоря, у писателя были все основания иметь в виду то, за что его хвалили или порицали критики. Но все же он решил иначе. При всей неотесанности и несимпатичности Базарова, у него есть два качества, которые безусловно ценил Тургенев, и которых нет ни у Аркадия, ни у Одинцовой, ни у сноба Павла Петровича, ни даже у милейшего Николая Петровича: он правдив и честен. В его «нигилизме» очень мало от юношеского эпатажа, от желания «показать себя». Это, прежде всего, честный, без иллюзий, взгляд на мир и на себя самого. А правдивость Базарова, часто звучащая как грубость – это, во многом, нежелание участвовать в «социальных играх», говорить то, что от него ожидают, но чего на самом деле он не чувствует и не думает. В этой неготовности подчиниться социальным условностям есть, разумеется, что-то юношеское (так ведь Базаров и не стар), но одновременно – настоящее, искреннее. И именно эта искренность не могла не импонировать Тургеневу. Совсем не случайно уже в 1868–1869 годах в Баден-Бадене он написал длинную статью «По поводу «Отцов и детей» и привел в ней отрывки из дневника, который вел во время работы над романом. Там были, в частности, такие слова: «Не знаю, каков будет успех. «Современник», вероятно, обольет меня презрением за Базарова и не поверит, что во все время писания я чувствовал к нему невольное влечение…»
Итак, Базаров – не романтизированный, приукрашенный портрет молодого поколения, но и не карикатура; не все сказанное Базаровым звучит дико и нелепо для его автора.
А теперь – для чего мне понадобился такой длинный и пространный экскурс в творчество Тургенева (кроме удовольствия немного поговорить о любимых книгах)?
А вот для чего. Есть в «Отцах и детях», уже ближе к концу романа, такая сцена: Базаров и юный Аркадий Кирсанов, вдоволь попутешествовав по уезду и влюбившись в двух сестер – Анну Сергеевну Одинцову и юную Катю, – приезжают в гости к родителям Базарова. Они ночуют в одной их «шести маленьких комнат». Но обоим не спится. Они спорят о литературе, причем Базаров то ли случайно выдает свое полное невежество, то ли нарочно говорит нелепости, чтобы поддразнить Аркадия.
«Какое-то почти враждебное чувство охватывало сердца обоих молодых людей. Минут пять спустя они открыли глаза и переглянулись молча.
– Посмотри, – сказал вдруг Аркадий, – сухой кленовый лист оторвался и падает на землю; его движения совершенно сходны с полетом бабочки. Не странно ли? Самое печальное и мертвое – сходно с самым веселым и живым.
– О друг мой, Аркадий Николаич! – воскликнул Базаров, – Об одном прошу тебя: не говори красиво.
– Я говорю, как умею… Да и, наконец, это деспотизм. Мне пришла мысль в голову; отчего ее не высказать?
– Так; но почему же и мне не высказать своей мысли? Я нахожу, что говорить красиво – неприлично.
– Что же прилично? Ругаться?»
Через минуту они действительно разругались в пух и прах.
Что так возмутило Базарова? Почему он набросился на Аркадия за невинные по сути слова? Конечно, он был раздосадован состоявшимся недавно объяснением с Одинцовой и тем, что получил отказ, и тем, что выказал слабость, «подставился», позволил этой женщине заглянуть в свою душу. Возможно, он также думает, что не будь он искренен, облеки свое признание в подобающие случаю красивые слова, его, быть может, ждал бы другой прием. И что Аркадий, будь он на его месте, без труда бы нашел подходящие к случаю романтические обороты, даже не задумавшись и не отдавая себе отчета в том, что он лицемерит и приукрашивает свои эмоции. А вот Базаров так не может. Обостренное чувство правды, которым наделил его Тургенев, как абсолютный слух заставляет его морщиться от каждой фальшивой ноты.
Но почему слова Аркадия кажутся таковыми?
Потому что на самом деле они не значат ничего. Сходство между сухим листком и бабочкой – поверхностное, возникающее лишь при небрежном, скользящем взгляде. А Аркадий уже развил из этого сходства целую теорию, создал образ, единственное назначение которого – показать, какая у него, Аркадия, тонкая и чувствительная поэтическая душа. Возможно, он сам не сознает этого. Но для и без того раздраженного Базарова подобная фальшь непереносима.
Днем раньше, когда они приехали в гости к родителям, он также морщился, слушая речи своего отца:
«Потом Василий Иванович повел всех в сад для того, чтобы полюбоваться красотою вечера. Проходя мимо скамейки, он шепнул Аркадию: