Семеро Тайных - Юрий Никитин

На миг мелькнула мысль унести со стола далекого богачахорошие яства, устроили бы пир с этим добрым человеком, но посмотрел надовольного кузнеца, в сердце кольнуло сомнение.

Не стоит обесценивать дар кузнеца. Так он предложил чужакуполовину своего богатства, и когда тот принял, то хозяин чувствует в полнойсиле свою доброту и щедрость. А появись на столе жареный кабан, щедрые дарыкузнеца сразу померкнут.

Олег проснулся от стука в дверь, крика:

— Горнило! Открой дверь, несчастный!

Постель кузнеца была пуста, Олег вскочил, чувствуя себяснова свежим и готовым к любым неожиданностям. На пороге встал грузный мужчинав богатой одежде, отшатнулся, увидев Олега:

— А ты кто?

— Гость, — ответил Олег лаконично. — Что надо?

Мужчина оглянулся, за его спиной начали останавливатьсялюбопытные. Двери в соседних домах приоткрылись, выглянули женщины. Одна,прислушавшись, указала на далекую хижину, откуда уже поднимался сизый дымок,Горнило пораньше разжег горн.

Мужчина тоже понял, что кузнец спозаранку уже взялся заработу, но лишь отступил на шаг, прокричал громко, обращаясь как к Олегу, так ико всем, кто жадно вслушивался:

— Я хочу, чтобы сегодня же его здесь не было!.. Он задолжалмне двадцать серебряных монет!.. Последние пять он взял под заклад этой своейконуры! Теперь она моя!

Олег удивился:

— Зачем такому богатому человеку такая лачуга?

— Я здесь поставлю свою конюшню, — ответил мужчина гордо.

Он удалился, прохожие начали расходиться. Женщина, чтоуказывала на кузницу, подошла к Олегу. Глаза ее были печальные.

— Ты его гость?.. У Горнила горе, но он такой, тебе непокажет, чтобы не огорчать.

— Ему придется уйти?

— Да. А то и вовсе из города.

— Может быть, — сказал Олег задумчиво, — это и хорошо.Человек должен видеть мир. Особенно мужчина. Правда, Горнило не похож на тех,кто любит ходить даже на соседнюю улицу. А правда, что у него отец был богатымкупцом?

Женщина скорбно улыбнулась:

— Не просто богатым.

— Да?

— Очень богатым! Но он оставил все свои земли, дома, стада,все-все имущество — другим.

— Он не любил сына?

Она в растерянности пожала плечами:

— Да нет, любил... Мне было уже двенадцать лет, когда онумер, а Горнилу было десять лет... Отец всегда с ним играл, учил грамоте, нокогда пришла пора помирать, он собрал всю родню, а это чуть ли не третьвосточной части города, и сказал: «Пусть моя родня, где расположены мои земли,мои дома и мои стада, возьмет из них все, что пожелает, и пусть все, чтопожелает, отдаст Горнилу». Ну, понятно, что они взяли себе все, не оставив емуничего, кроме самого жалкого клочка земли, где теперь его лачужка. Да и ту уже,считай, отобрали... И кто бы отбирал! Если чужой, то как-то понятно, но когда роднойдядя?

Она сердито плюнула под ноги, застеснялась и, за-крыв лицоплатком, поспешно засеменила вдоль улицы. Олег проводил ее задумчивым взором,посмотрел на небо, солнце уже высоко, мысли вернулись к книге на дне мешка, иноги сами понесли обратно в дом.

Горнило вернулся перед обедом. Усталый, пропахший горячимжелезом и покрытый копотью, обрадовался, увидев Олега:

— Решил задержаться?.. Вот и хорошо! Гость в дом — бог вдом. Отдохни, я сейчас принесу холодной воды из колодца, а хлеб и сыр у нас ещеостались...

— Я воды уже принес, — сообщил Олег. — После обеда я пойду,но сперва хочу дождаться возвращения твоего дяди.

Горнило помрачнел, глаза его погасли. Молча подошел к кадкес водой, долго плескался. Смывая пот и копоть, из-за которой и получилпрозвище, вытерся насухо, глаза прятал, а голос прозвучал приниженно, словноэто он сам совершил недостойное:

— Я все-таки думал, что мой дядя не станет вот так... Онсказал, что приведет власти?

— Ровно в полдень, — подтвердил Олег.

Горнило сел за стол, локти разъезжались на столешнице,словно держали непомерную тяжесть. Губы раздвинула виноватая улыбка:

— Прости, я не хотел, чтобы ты знал о моих бедах. У тебятяжелая дорога, ты должен уходить с легким сердцем.

Он умолк, брови его начали подниматься. С улицы нарасталиголоса, крики, затем послышались тяжелые шаги, когда в ногу идут гридни втяжелых доспехах. В дверь требовательно постучали. Горнило медленно поднялся,на лице было обреченное выражение.

Олег встал легко, в два шага пересек комнату. Дверьраспахнулась, он вышел за порог, щурясь от яркого солнца. Улицу запрудил народ,а впереди стоял тот самый грузный человек, одетый еще богаче. За его спинойпятеро стражей, а с ними немолодой угрюмый человек, явно из числа княжескихуправителей.

За спиной Олега появился Горнило, вышел и встал рядом. Дядязакричал гневно:

— Ты все еще здесь?.. Нет, мое терпение лопнуло! Я помогалтебе, как мог, но сейчас не могу больше разоряться. Этот дом и этот участокземли теперь мои, ибо ты брал деньги при свидетелях, уважаемых людях, и ониподтверждают!

Угрюмый управитель нехотя кивнул, он смотрел на Горниласочувствующе, но правда есть правда, на ней общество держится.

Горнило развел руками, Олег ткнул его в бок, шагнул вперед:

— А теперь послушайте меня!..

Голос его был сильный, злой, легко перекрыл шум, даже крикиразносчиков на близком базаре. Все взгляды уставились на этого красноголовогочужака, молодого, но с таким суровым лицом, что каждый дал бы ему лет вдвоебольше.

— Ты кто? — крикнул дядя рассерженно. — И чего вмешиваешься?

— Я тот, — ответил Олег, — кто умеет слушать. И умеетпонимать простые вещи. Сложные пока нет, а вот простые... Когда отец этогочеловека умирал, что он сказал?

Все непонимающе смотрели, потом Олег увидел, как у многихгубы зашевелились, многие бормотали слова умирающего купца, пытаясь отыскать вних скрытый смысл, потом снова уставились на него с недоумением, что быстроперешло в подозрение.

Олег вскинул руку:

— Напоминаю! Он сказал: пусть моя родня, что живет на моихземлях, возьмет все то, что пожелает... так он сказал?.. вот-вот, а дальше онсказал, что пусть то, что они пожелают, отдадут Горнилу. Зачем он так сказал?Да потому, что его любимому сыну Горнилу было тогда лишь десять лет, сам онраспорядиться не сумел бы, а попроси умирающий распоряжаться за Горнила егородне, вашей жадной стае, вы ж все равно растащили бы так, что у него неосталось бы и этой лачуги! Потому купец, зная вашу жадность, а жадностьослепляет, составил свое завещание так, чтобы вы считали его имущество своимсобственным, заботились о нем, берегли и умножали. Но вот сейчас Горнило ужеокреп, умеет отличить правду от кривды, его любят в городе за трудолюбие ичестность... и, я думаю, пора вам всем, жадный вы и слепой народ, узретьистинный смысл завещания. Повторяю, воля умирающего была такова: пусть родня,что живет на его землях, возьмет все то, что пожелает, а все то, что пожелает,отдаст Горнилу. Так что дядя прав, эта лачуга — отныне его. Но все его земли,как и остальной родни, весь скот, все дома и все, что в них, отныне принадлежитэтому человеку! Горнилу Закопченному!