Семеро Тайных - Юрий Никитин

Олег вздохнул, по телу прошла холодная волна. Это странникслаб и голоден, как птица, но, как птица, и свободен. А князь обязан и самупражняться с мечом, и воинов упражнять, и за боярами следить, и кордоныукреплять, и подать не упустить, и пастбища расширить... и много-много такого,что не даст голову поднять к небу, а не то что раскинуть мыслями о вечном инетленном. Мозгами раскинуть может, на то и воин, а вот мыслью княжеским рыломне вышел.

Ему кланялись уже как князю, что побил самого Крутогора, этовеликий герой, конечно, но герою можно шубу с княжьего плеча и поди охраняйкордоны, чтобы чужих бил, а в своем граде не буянил, мужних жен не бесчестил.Этого же княжна приветила, обласкала. Значит, быть под его рукой, так чтопоскорее бы присмотреться, угадать, чего от него ждать, на чем можнопроехаться, на чем поймать.

Олег видел везде поклоны, вытаращенные в любопытстве ипочтении глаза. Иные кланялись чересчур усердно, старались попасться чаще,чтобы заприметил. Он чувствовал, что ему приятно, ведь это он идет с прямойспиной, а кланяются все, кто попадается навстречу.

Не поклонится только князь соседних земель... мерзавец, чтоон о себе думает или не знает еще о судьбе Крутогора, что тоже считал себявеликим героем? Кто кланяется, к тому милость, кто не поклонится — того надонаклонить так, чтобы сапоги ему поцеловал. И другие князья узрят, что спокорными да послушными он добр и ласков, а с дерзкими да гордыми, да-да, стеми сумеет говорить на другом языке.

— На другом, — повторил он вслух, чувствуя, как кровьударила в голову, а кулаки сжимаются сами по себе. Если понадобится, то и магияпоможет... Что-то умеет и без обучения! Змея вызвать ли, огненный ветер, а то иземлю трескануть...

Трубы гремели все мощнее, громче, в медном реве слышалисьликующие крики победителей, лязг мечей, сухой стук стрел о деревянные щиты,ржание горячих коней, крики воинов и сладкие хрипы умирающих врагов.

Вдруг слух болезненно царапнуло. Он вздрогнул, огляделся. Онстоял с перекошенным лицом у окна, видно и слышно трубачей на городскихворотах, те покраснели от натуги, щеки раздуты, как переспелые тыквы, глаза отусердия выпучены, как у сов. Один то ли от усталости, то ли слюней напустил вмедное горло, как голодный пес при виде сахарной кости, но начал выдувать не влад с другими. Чуть-чуть, самую малость, Олег чувствовал, что никогда бы незаметил, не ощутил: ну дудят и дудят, он различает, только если дудят громкоили тихо, а все оcтальное...

Чертов Таргитай, мелькнула горячечная мысль. Если бы недонимал их с Мраком своим дудением, то так бы и не учуял сейчас крохотный сбой,что как по сердцу царапнул и сразу разрушил те высшие чары, что набрасывают начеловека музыка или пение.

В металлической пластине, что заменяла здесь зеркало, онувидел свое отражение: могучий молодой мужик, взъерошенный, полный ярости,растущей злобы, уже готовый обрушиться на соседей только потому, что те вдругкогда-нибудь могут захотеть напасть на его земли, увести его скот, насиловатьего женщин! Которых может насиловать он сам, как князь, властелин этих земель,сел, лесов, двух озер, шести мостов!

Насиловать по праву сильного, который даст потомство болеесильное и здоровое, чем все эти слабые людишки...

— Черт, — сказал он вслух, — опять... Опять!

Он закрыл ладонями уши, ноги с неохотой понесли от окна.Чувство было такое, что отказывается от большого и сытного ужина, от сеновала степлыми и сочными девками, а то, ради чего отказывается, то ли будет, то либудет что-то такое...

«Трус я подлый, — подумал он с раскаянием. — Всего боюсь, ноиз этого всего нет страшнее откровенного разговора с женщиной. Мужчине дать влоб могу, мозгами раскинет на полдвора, но как объяснить этой молодой иослепительно красивой, что не хочу в князья, что чего-то бы такого...такого...»

Бедная девушка тут же в слезах напрыгнет на зеркало, что жев ней такого, ведь даже на уродинах женятся, неужто она такое страшилище, нокони ж не пугаются, да и люди говорят, что не страхолюдина, не могут же всеврать!

Он распахнул двери в сени. Молодая девка с готовностьювскочила, мощно колыхнула спелыми грудями.

— Что изволишь, господин?

Голос был игривый, глазки стреляли по сторонам, не слышатли, успеют ли, Олег посмотрел бараньим взором, велел:

— Ну-ка, принеси мою волчовку.

Девка от удивления распахнула рот так, что он мограссмотреть под нею половицы. Даже отшатнулась:

— Это... какую?

— Мою, — повторил он раздельно. — В которой я пришел. Изволчьей шкуры. Не этих серых... что как зайцы шныряют по полям, овец режут, аиз шкуры настоящего волка...

Она разевала рот как рыба на берегу. Глаза от удивлениявылезали из пещер.

— Но княжна велела... На тебе, витязь, лучшая одежка во всемкняжестве! Лучшие девки-золотошвейки трудились, очи при лучине портили,старались!

— Верю, — сказал он терпеливо. — Но сейчас принеси мне моюволчовку! Поняла?

Она опасливо попятилась, витязь явно сердился, хотянепонятно за что. Попробовала объяснить:

— Теперь негоже в этой поганой шкуре на людях-то!.. Ведьвстречают по одежке. Кто силен да умен, кто видит? А одежду издали видно. Этасияет так, что как бы вороны не сперли. Только золотое да красное!

— Это дурак красному рад, — буркнул он.

— А умный носит, — парировала она.

Он повысил голос, эту девку не переспоришь, здесь и князьяподчиняются обычаям, которые только для странников да волхвов не писаны:

— Где? Моя? Волчовка?

Она отступила еще, перемена в голосе молодого витязя ненравилась.

— В главной палате. Княжна по совету бояр велела повесить еенад престолом. Чтобы все видели, в чем пришел человек из Леса, спасший еекняжество! И каким князем стал.

— В какой одежке теперь, — сказал он понимающе. — Так?

Он раскованно слетел по лесенке, напомаженные маслом волосырастрепались, встали неопрятными красными космами, как застывшие языки пламени.Подошвы утопали в мягких коврах и шкурах, на перилах мелькали резные фигуркидиковинных зверей, пахло душистыми травами, но он уже чуял за стенами простор, свежийветер и внезапно понял степняков, для которых высшее счастье вскочить на коня имчаться по степи, разрывая грудью встречный ветер.

Задний двор тоже полон челяди, режут скот для пира, но хотьнет княжны или воеводы, Олег бегом пронесся к забору, прыгнул, ухватился,перебросил себя на ту сторону, на улице что-то шарахнулось, загремели горшки.Стены домов замелькали и слились в серую полосу быстрее, чем если бы мчался наконе.