Кроманьонец - Валерий Красников

В будущем вплоть до девятнадцатого века люди предпочитали селиться на склонах именно в таких местах. Скрытность, защита от ветров, близость воды и леса, место, где можно, не вырубая лес, распахать поле. И хотя последнее пока было невероятным, но всё остальное казалось мне привлекательным. Всё равно на протяжении семи лет Рыбы кочевали на два километра в лес и обратно. Племя маленькое, зверей в лесу много, а рыбы в реке – ещё больше!

Запомнилось мне из того, что читал перед смертью там, в прошлой жизни, что «в дела спешащего вмешивается дьявол», вот и не стал на ночь глядя ничего говорить попутчикам.

А утром, проснувшись первым, стал будить их, чтобы сообщить о советах духов. Мне показалось, что все, кроме Лима, даже обрадовались.

Дождались соплеменников. Поскольку и они к духам относились с уважением, вместе пошли к балке выбирать место.

Правда, духи и тут помогли советом. Я выбрал такое место, где выход на равнину почти не имел наклона, а к лесу, напротив, был крутым. Потомки, конечно, осудили бы мой выбор, но они больше опасались людей и предпочли бы быстро скрыться в лесу, а я – зверей.

За все годы, что здесь стоит посёлок, никто не пожалел о вложенном в его строительство труде. Пришлось за много километров таскать камни для очагов, копать землянки, хотя дубовый лес и имел свои привлекательные особенности, но найти подходящее дерево для шестов было непросто. И за ивовыми ветками приходилось плавать.

Охота с луками доказала свою эффективность, хоть по-прежнему соплеменники предпочитали её загонный вид. Я же обычно охотился с Муськой.

Волчата Тошо и Лило, как и прогнозировал Той, сбежали. Какое-то время они ещё приходили, но зимой, наверное, их новая стая ушла далеко от посёлка, и их визиты прекратились.

Осенью били водоплавающую птицу. Тогда же, по совету духов, соплеменники выкопали яму под будущий ледник.

Рыба ловилась почти всегда.

По первой весне семья Лосей собралась в экспедицию за солью. Обстоятельно расспросив их о маршруте, пришёл к выводу, что стоим мы на Дунае, а пойдут они к Тисе. За ней будто есть много солончаков.

Вернулись они в посёлок к концу лета и притащили килограммов двадцать пять соли. Это был их последний поход. Вскоре у племени появился ледник, и рыбу солить перестали. Иногда соплеменники коптили и рыбу, и мясо, но больше для пищевого разнообразия, в угоду желудку.

Люди из рода Лося очень быстро стали своими. Норх и Брех оказались искусными охотниками-сле допытами. Они умели делать из ремней и тяжёлых деревянных колод ловушки на хищников. Женщины – Тиби, Нея, Оха́ и Таха́ – в совершенстве владели искусством своего племени – выделкой кож. В дубовых рощах на окрестных холмах они нашли все необходимые для этой работы ингредиенты. Теперь все в племени зимой щеголяли в удобной и тёплой одежде, а летом – в кожаных юбках и мокасинах. Для дождливой или ветреной погоды мастерицы делали плащи, как меховые, так и из тонкой мягкой кожи.

Были в жизни посёлка и печальные дни.

Саша однажды подвело больное колено, и она, пытаясь загарпунить рыбу, свалилась с лодки и утонула.

Два года назад Таша, будучи на шестом или седьмом месяце беременности, пожаловалась мне, что ребёнок перестал толкаться. Помню, как от этой новости чуть было не остановилось и моё сердце. Как помочь ей, я не представлял. Мой товарищ из будущего, вернувшись из Анголы, рассказывал, что ему пришлось оперировать местную женщину, проходившую с мёртвым младенцем в утробе три месяца. Он говорил о невероятных способностях её организма, прославляя Творца. Я понимал, что, даже если произойдёт чудо и Таша проживёт хотя бы месяц, мне всё равно придётся попытаться извлечь плод.

Я готовился сделать это. Морально и практически. Собрал стебли дикого мака. Думал, что смогу усыпить Таша, во всяком случае, рассчитывал на это. Поговорил с соплеменниками, объяснил, что произошло и чем это угрожает Таша. Мы не успели. Внезапно у неё поднялась температура, она стала бредить и через два дня умерла.

Мне её очень не хватает. Не могу понять, отчего становится так тоскливо, когда вспоминаю о ней.

Я не испытывал к Лило какой-то бесплотной любви, о которой в будущем писали, когда вели речь о рыцарских обетах – «в честь почтеннейшей донны», и не страдал от той, что называли страстью, чувственностью.

Моё прошлое-будущее держало чувства в узде, сковывало цепями глупых предрассудков сердце. «А разве любовь – слабость? – спрашивал я себя. – Разве стоит мне её стыдиться? Разве нельзя предположить, что и в моём прошлом случалось пятидесятилетнему мужчине влюбиться в девчонку? На самом деле глубоко и страстно полюбить девчонку, которая годится ему в дочери?»

Я твердил себе, что юн телом, как и Лило, но мой старческий ум обрушивал все мои желания в кювет, где до сих пор лежали разбитым автомобилем все мои комплексы, приобретённые в прошлом-будущем.

Что чувствовало моё сердце, когда я смотрел на неё, плескающуюся у берега, или когда она льнула ко мне на лесной поляне? Наверное, просто нежность…

Конечно, я врал сам себе. Наверняка мне хотелось выглядеть в её глазах рыцарем без страха и упрёка, её бескорыстным защитником – так напыщенно, хотя и не прямо, а какими-то задворками сознания думал я тогда о себе и о ней.

Однажды в жаркий летний день около года назад я купался в реке, туда же пришла и Тиби. Немного поплескавшись на мелководье, она вышла на бережок, заросший травой, прилегла и стала наблюдать за мной. Опоясываться юбкой она, похоже, не собиралась.

Тем летом мне шёл пятнадцатый год, и бушующие гормоны уже не раз напоминали, что тело Лоло взрослеет. Конечно, в той ситуации можно было поступить как-то иначе, но я поспешил выйти на берег, пока влечение к противоположному полу не пробудило во мне желание.

Пряча глаза, я быстро пошёл к брошенной неподалеку одежде. А так вышло, что девушка устроилась как раз перед моими лежащими на траве юбкой из тонкой кроличьей кожи и мокасинами. Она поймала мою руку, и я был вынужден остановиться перед ней. Её лицо раскраснелось. Отпустив меня, она опёрлась на руки и раздвинула ноги. Я невольно взглянул на открывшиеся для моего взора гениталии, покрытые курчавыми волосками, раскрывшийся бутон половых губ и уже не мог отвести взгляд. Заметил, что, обычно розовые у других женщин, её лепестки страсти были с тёмными пятнышками. От этого зрелища у меня заиграла кровь, и то, чего я так хотел избежать, случилось.

Ротик её был приоткрыт, кончик языка высовывался между блестящими белыми зубками, прищуренные глаза, казалось, искали какого-то знака. В это время мой «знак» как раз устремился к небесам, и её губы изогнулись в лукавой улыбке, язык облизал их, а голубые глаза, расширившись, наполнились торжествующим светом. А когда Тиби заговорила, голос её зазвучал необычно, словно доносившееся издалека эхо:

– Лоло, постой. Поговори со мной.

В ушах послышался звон, на глаза навернулись слёзы. Я напоминал себе, что женщин там, в будущем, любил не раз и что я душой – старый дед, а не юнец. Но почему-то всё это не помогло мне справиться с вдруг появившейся нервической, нетерпеливой дрожью.