Кружево Парижа - Джорджиа Кауфман

Я усмехнулась.

– Мэтр, но у меня нет выбора.

Диор разрабатывал свой фирменный парфюм и потратил на него уже кучу денег, разбрызгивая на тех этажах особняка, где принимали клиентов. Но я по-прежнему пользовалась любимым «номером пять».

В каждой попытке создать духи ему никак не удавалось нащупать «золотую середину».

Всего пару недель назад мне подогнали по фигуре самое эффектное вечернее платье, которое я когда-либо видела, и мы оба очень волновались о том, как пройдет его дебют. Диор разрабатывал новую линию с плотно облегающим шелковым лифом, более узкой юбкой с турнюром сзади. Хотя это была его работа и интерес ко мне был чисто профессиональный, я поняла, насколько поразительно выгляжу, когда вышла навстречу, и у него перехватило дыхание.

– Pas mal[22], – пробормотал он.

Вечеринка началась с появления важных персон из промышленников, коммерсантов и ученых, неуклюже мельтешащих небольшими группами.

Некоторые из них были богаты, другие знамениты, и только несколько, как Диор, сочетали в себе и то и другое. Женщины были в шикарных нарядах. Хотя всего лишь горстка была в платьях от Диора, они сгрудились вокруг мэтра, как только мы вошли в зал, – как, впрочем, и мужчины.

Диор выражал новый взгляд на бизнес и особенно экспорт, поэтому притягивал равно мужчин и их жен. Он присматривался к американскому рынку: я знала о его планах открыть магазин в Нью-Йорке. Он отдавал себе отчет, что его уже прославленное имя дает возможность чеканить золотую монету, – и, ma chère, люди падки на золото.

Привычно похвалив наряды дам и скромно выслушав их комплименты в свой адрес, я прошлась по залу, вступая в разговоры и так же легко их бросая. Я выполняла свою задачу: привлечь внимание, служить ходячей рекламой, продавать видение мэтра. Мир лежал у его ног, и, куда бы он ни шел, я изящно обутыми ножками ступала следом.

Но в тот вечер ноги ломило. Я еще не привыкла к туфлям, которые заставлял носить Диор. Всю жизнь я выбирала практичную обувь: ботинки на шнуровке, в которых гуляла по горным тропам, сапожки для снежных зим, удобные башмаки на низком каблуке для ежедневной работы в баре, в которых ноги после беготни отдыхали. Сейчас же на мне были остроносые бальные туфельки на высоком каблуке, шикарные и неудобные. Ходить в них было невозможно, только передвигаться мелкими изящными шажками, и вскоре мне захотелось сесть. Я развернулась и подошла к окнам. Опершись на подоконник и немного снимая с ног нагрузку, я взглянула на серые крыши и, похоже, громко вздохнула, потому что едва воздух вырвался из губ, мое внимание привлек мужской голос:

– Вечеринка, конечно, нудновата, но не настолько же.

Я быстро повернулась. Наверное, на меня смотрел самый молодой из присутствующих в зале. Он выделялся среди обрюзгших, раскормленных гостей и лицом, и поношенным костюмом, так что вряд ли был фабрикантом.

– Нет, – холодно отозвалась я. – Вечеринка тут ни при чем, это туфли.

Он взглянул на них.

– Все дело в обуви, – заметил он, не обращая внимания на мое равнодушие. – Походка зависит от фасона туфель. Высокий каблук наклоняет вас вперед, меняя стойку и походку. Никогда не задумывались, на какую тяжесть вы обрекаете ноги? Это все равно что прогуливаться, таская на себе слона. Ох уж эта мода! – театрально сморщился он. – С ума посходили!

– По-моему, я довольно грациозно ношу слона по залу, – удивленно приподняла брови я.

– Touché[23], – ответил он, расплываясь в ухмылке, потом повернул голову: как раз прозвонили к обеду, и дворецкий нас пригласил.

– После вас, – улыбаясь, расшаркался он. – Не терпится взглянуть, как вы понесете слона.

Мне не привыкать к чужим взглядам – в конце концов, я манекенщица, – однако, когда я пошла к столу, этого человека не интересовало ни мое платье, ни туфли.

Держа спину прямо, я старалась не слишком вилять бедрами.

Я сразу и не поняла, обрадовалась или огорчилась, оказавшись с ним рядом за столом. Он сел и вручил мне карточку с именем, лежавшую у прибора: «Шарль Дюмаре, главный химик научно-исследовательского отдела. Коти».

– Доктор Шарль Дюмаре. Приятно познакомиться, – представился он, протягивая руку.

– Мадемуазель Роза Кусштатчер, – ответила я, подав свою, и повернулась к другому соседу.

Подали суп. Я внимательно слушала соседа справа, банкира среднего возраста, но все время чувствовала, как Шарль Дюмаре смешит привлекательную даму, соседку слева. Я старалась не обращать внимания.

Потом, пока мы ожидали, когда расторопные официанты обнесут нас лангустинами, он наклонился и прошептал:

– По-моему, вы хорошо справляетесь. Слона-то никто и не приметил.

Я не показала радости и сделала вид, что ничего не слышала. Он был не похож на тех гостей, с кем я обычно встречалась за такими обедами, и это меня тревожило. Я отступила на безопасную позицию и задала вопрос, которым всегда пользовалась на подобных сборищах:

– Так чем же вы занимаетесь, доктор Дюмаре?

Его темно-карие глаза потускнели.

– Тем, что потребуется. Например, запахами.

– Как это? – спросила я, сгорая от любопытства.

– Очень просто, – ответил он. – Придумываю ароматы для духов.

– И хорошо получается?

Он смерил меня тяжелым взглядом, словно сомневаясь, что я не шучу.

– Ну допустим, с духами у меня получается лучше, чем у вас со слоном.

Я откинулась на спинку стула, ошеломленная его прямотой.

– А скромности, я смотрю, вам не занимать, – заметила я, парируя удар.

– Нет, – ответил он. – Я просто говорю честно. Я хороший ученый с чувственным носом. – Он поднял бокал и сделал глубокий вдох.

– Вы, вероятно, хотели сказать, «чувствительным»?

– Нет, чувственным, – возразил он. – Понимаете, я не скажу, в каком поместье выращивали этот виноград, но только рос он на рыхлой, плодородной почве под горячими лучами солнца, кисти хорошо вызрели, жара ощущается и на вкус, и на запах. Само вино легкое и с маслянистым вкусом, с большим количеством спирта. Это вино с юга, но названия я не знаю. Тут дело не в знаниях, скорее, в ощущении происхождения, в сути.

У меня было мало опыта общения с мужчинами. Я научилась обращаться с пьяными нападками. Видела, как другие женщины улыбаются, но держатся подальше от властных мужчин. И влюбилась в серьезного Томаса.

Доктор Дюмаре, однако, был похож на мальчишку со школьного двора. Он рисовался, стараясь произвести на меня впечатление, флиртовал, и я интуитивно поняла, что делать. Я улыбнулась.

– Одним словом, вы считаете себя талантливым?

– Я лучше всех, – пожав плечами, ответил он и сделал еще глоток Châteauneuf-du-Pape.

Наклонив голову, он следил за моей реакцией, поэтому я улучила момент, чтобы подумать.