Кружево Парижа - Джорджиа Кауфман

по волшебству, одеваетесь, как королева… но не в мою одежду. Воплощаете идеи Баленсиаги на тканях Скиапарелли и раздражаете мой нос цветочным ароматом Коко Шанель. А я не произвел на вас никакого впечатления?

Он помолчал и передвинул на столе выкроенные детали.

– Вот что. Я не потерплю в наших рядах предателей. Au revoir[19].

И повернулся к выходу.

Я упустила свой шанс, золотую возможность. Он назвал меня предательницей. Придется собирать вещички и уходить. И еще попробуй найди такую работу. Может, только мадам Фурнель поможет, у нее наверняка есть связи.

Я смотрела, как он исчезает в дверном проеме, пока не стих звук шагов. И вытерла скатившуюся слезу. Неожиданно он появился снова и крикнул мне:

– И не потерплю, чтобы от моего персонала несло духами Chanel № 5, понятно?

И с этими словами повернулся и ушел.

Глава 8. «Мисс Диор»

Тебе, конечно, интересно, есть ли у меня парфюмы от «Диора». Взгляни, вот настоящий хрустальный флакончик духов Miss Dior. А теперь сравни их. Chanel No. 5 – простота и прямые линии, а Miss Dior даже не во флаконе, а в амфоре изысканной формы хрустальных капель – такова сущность «нового облика».

Как и платья мэтра, этот парфюм не для слабовольных. Только понюхай. Закрой глаза. Вдохни. Ну разве это не чудо, ma chère? Но я слишком забегаю вперед.

После вечерней встречи с Диором в ателье я слишком нервничала, чтобы вернуться на следующий день и закончить платье. Было воскресенье, я обошла Лувр и села на скамейку в саду Тюильри. Солнце припекало, и я распахнула пальто. Деревья, только выпустившие новые бледно-зеленые листочки, спешили поделиться бутонами и цветом, словно каскадами праздничного фейерверка, одеваясь в весенний наряд.

Деревья и трава напоминали о доме. В долине Фальцталь горы были покрыты вечнозелеными елями, соснами и пихтами. Дикие цветы росли разбросанные по лугам, прятались между камнями, и рвать их можно было сколько захочешь. Здесь же тюльпаны стояли по стойке «смирно» среди аккуратных островков более мелких цветов, словно подчиняясь дизайнерскому приказу Наполеона. Я вдруг затосковала по чистому прозрачному альпийскому воздуху и тишине пустой долины. Но возвращаться было рано. Вернуться сейчас значило признать поражение, согласиться, что я напрасно бросила Лорина. Нужно было чего-то добиться, чему-то научиться, чтобы жертва была не напрасной.

Я вернулась через Пон-Нёф, неторопливо минуя бульвар Сен-Жермен, пока не проголодалась и не забрела в кафе. Я по-прежнему экономила каждый сантим, чтобы послать Лорину, и даже хотела развернуться и уйти, когда в кафе не нашлось другого места, кроме как у окна, зная, что оно будет стоить дороже. Но я чуть ли не теряла сознание от голода и поклялась себе, что больше сегодня есть не буду.

С удовольствием наблюдая за прохожими, я, конечно, обращала внимание на их одежду. Женщины все еще предпочитали облегающие практичные платья, которые мы носили во время войны.

«Новый облик» Диора еще формировался, словно огромные белые облака, молча собиравшиеся на голубом летнем небе над горами, прежде чем разразится гроза и выпустит молнии и энергию преображения. Но пока все было спокойно и ничего не менялось.

Пока я жевала последний кусочек жесткого как подошва бифштекса, в кафе вошла парочка и остановилась передо мной. Над изящными туфельками безошибочно угадывались складки, плиссировка черной шерсти моей работы, и сердце у меня заколотилось.

Когда они вошли, кавалер снял с дамы пальто, открыв взорам облегающий бежевый жакет с баской, подчеркивавшей тонкую талию. В этом костюме, следуя за официантом к столику, она была похожа на лебедя среди стаи гусей. Другие женщины двигались с расторопной грацией и четкостью, а она медленно, чуть покачиваясь, ступала в роскошном облачении.

Шуршащая юбка, узкая талия и пышноватые бедра – искусная работа мастериц нашего ателье – ее подчеркнутая женственность и элегантность почти зашкаливали. Все женщины в кафе жадно наблюдали, как она подбирает юбку и усаживается на стул. Складки юбки упали, словно первый шквал. Разразилась буря, и мне так захотелось быть в центре событий. Только бы остаться…

Когда в понедельник я вошла в ателье после того, как Диор назвал меня предательницей, то ничуть не удивилась, узнав, что меня ждет мадам Фурнель. У нее был кабинет, но найти ее там можно было редко. Она всегда оставляла дверь открытой, когда выходила к нам, наблюдая, поощряя и поправляя. В кабинете она размышляла, планировала, приказывала и в редких случаях увольняла. Она всегда была доброй и ободряла других, но я знала, что она может и разозлиться, и с ужасом ждала встречи.

Я расправила плечи и, постучавшись, приготовилась с достоинством встретить свою судьбу.

– А, Роза.

Она подняла глаза от рисунков на столе, которые рассматривала.

– Заходи и прикрой дверь.

У меня бешено заколотилось сердце. Еще вчера, сидя на весеннем солнышке среди парижан, я чувствовала, что могла бы стать одной из них, но теперь мечты пошли прахом.

– Садись.

Она пододвинула к себе рисунок, сложила и аккуратно положила на стопку папиросной бумаги. Потом пододвинула стул ближе к столу и пристально посмотрела на меня.

– Я тут услышала…

– Простите, мадам, – перебила я, – я не хотела обидеть мэтра.

Она озадаченно замолчала.

– Обидеть?

– Да, платье от «Скиапарелли», парфюм от «Шанель», фасон… он сказал, похоже на Баленсиагу и…

– Что? – недоверчиво спросила она, искренне удивляясь.

– Он назвал меня предательницей, – заплакала я.

Мы обе замолчали и посмотрели друг на друга. Ее ошеломленный взгляд сменился улыбкой, и она расхохоталась.

– Да ты не поняла, не поняла. Он был так поражен, что попросил, нет, приказал мне научить тебя всему, что я знаю. Всему. И, Роза, я так рада и с удовольствием помогу.

Дом номер тридцать на авеню Монтень был не похож на другие дома высокой моды. Все работы выполняли в ателье, ничего на стороне, мы были одной дружной семьей, даже манекенщицы отличались от работавших в других домах. Обычно манекенщицы, или модели, как их принято называть в Англии, все, как на подбор, высокие и гибкие – но только не у Диора. Он набирал женщин разного возраста, разных размеров, с разными фигурами, однако их всех объединяло одно – они умели носить одежду.

А теперь он выбрал меня не просто в манекенщицы, а в помощницы.

Мадам Фурнель рассказала мне, что он позвонил ей в субботу вечером, как сумасшедший, повторяя, что нашел свою музу. А придя в понедельник на работу, она обнаружила на столе подробную записку, перечислявшую, чему она должна меня научить и к