Кружево Парижа - Джорджиа Кауфман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А потом наступила тишина. Я не ожидала, что парфюм создадут в один день, но через неделю не находила себе места. Каждый день я одевалась особенно тщательно, на всякий случай. Мое нетерпение росло день ото дня, поэтому, когда наконец мне в кабинет принесли записку, я едва успела предупредить Диора, куда ухожу, как уже оказалась на улице, набрасывая на себя жакет, а швейцар уже ловил такси.
Я никогда не уезжала так далеко из Парижа, как в Сюрен, где находилась фабрика Coty. Она была на берегу Сены по ту сторону реки от Булонского леса. Во время поездки я смотрела в окно. Такси остановилось перед большими воротами, и я подошла к зданию, больше похожему на особняк, чем на фабрику. Портье дал мне в провожатые угрюмого швейцара, который повел меня на второй этаж и указал на коридор, буркнув, что нужно найти третью дверь слева.
Я хотела было постучать, но заколебалась, повернула ручку, открыла дверь и вошла в лабораторию. Хотелось увидеть его au naturel[25].
Вначале пришлось напрягать глаза, чтобы его разглядеть, потому что при задернутых шторами больших окнах освещение было тусклым. Как только глаза привыкли к мраку, я словно очутилась в пещере колдуна, а не в современной научной лаборатории. С потолка аккуратными рядами свисали ветки деревьев, кустарника, пучки цветов, трав. Баночки, тюбики, склянки, горелки, флаконы для образования и конденсации пара, сепараторы, сосуды для получения драгоценных жидкостей, пипетки, красные резиновые шланги стояли на столах вместе с огромным количеством крошечных бутылочек с золотистой, янтарной, желтой, зеленой, коричневой и прозрачной жидкостями. Но беспорядка не ощущалось. Все это напоминало хорошо настроенный оркестр, исполняющий цыганский танец.
Шарль сидел в дальнем конце лаборатории ко мне спиной и, судя по его сосредоточенности и отрывистым движениям, писал. Его ручка двигалась ритмично, как палочка дирижера при исполнении пассажа в ритме allegro. Рядом с бумагами на столе стояла крохотная склянка.
Я на мгновение застыла. Я была полностью уверена, что моя жизнь вот-вот изменится. Знание ничем не подтверждалось. Что, собственно, произошло? Разговор за обедом, несколько записок, обмен едой и потом молчание… но знала… и все. Я закрыла за собой дверь.
В комнате было тихо, и линолеум не заглушил стук моих огромных каблуков по полу, но Шарль не обернулся.
Проходя мимо стеклянных сооружений на темных деревянных столах, полных булькающих, дымящихся и капающих жидкостей и газов, я ощущала, будто в этот момент мои чувства извлекаются и конденсируются. Мелкие движения, указывавшие на то, что он пишет, прекратились, он поерзал на стуле, напрягая позвоночник. Я замедлила шаг и остановилась у него за спиной. Протянула руку к его плечу, но, не успев дотронуться пальцами до потертого воротника, отдернула руку.
– Это, наверное, они, – сказала я. – На столе.
Голос дрожал, в нем не было твердой уверенности, как хотелось бы.
Я отступила, а он встал и повернулся ко мне. В его больших темных глазах отражался тусклый свет помещения, и я отчетливо ощутила, что его страсть ко мне была такой же очевидной, как и моя к нему.
– Да, они, – небрежно сообщил он, разворачиваясь и беря в руки пузырек. – Кажется, я уловил характер. Только осторожнее. Это все, что у меня есть сейчас.
Он опустил склянку в мою протянутую руку, не касаясь кожи. Я вытащила пробку и понюхала.
Аромат, такой знакомый тебе сейчас, ma chère, после первого вдоха показался необычным. Это потом его много раз копировали, но тогда он был уникален и отражал мою суть. Тот первый пьянящий шорох деревьев, шипровый аромат, напоминавший о лесном мхе под ногами, и капельках смолы, когда я забиралась на сосновые ветви высоко в горах моего детства; а за ним – сладкий жасминовый запах юной влюбленной девчонки, мои встречи с Томасом; затем сладость смягчилась ароматом лаванды и цветущего померанцевого дерева – я стала молодой женщиной; и наконец роскошные основные нотки мха, шалфея и пачулей возвестили о силе и жизнеспособности женщины, стоявшей перед этим гением, мужчиной.
– У вас получилось! – вздохнула я. – Я знала!
Пока я пыталась непослушными пальцами закрыть крохотный сосуд пробкой, он наклонился, почти водя носом по моей шее, но не касаясь.
Вместо этого он подошел так близко, что я чувствовала его дыхание, и потом втянул воздух. Глубоко-глубоко. Я тоже вдохнула, словно теряя сознание, запах оливок и сыра, сладкий мускусный аромат кудрявых волос. Желание прижаться к нему с такой силой охватило меня, что пришлось сделать несколько вдохов и выдохов.
Отойдя, он с улыбкой сел на стол.
– Да, я все-таки нашел то, что надо.
Наверное, ошеломленная, я непрочно держалась на ногах и дрожала, потому что он вдруг взял из моих рук склянку и, вопросительно подняв брови, подвинул стул.
Я покачала головой.
– Нет-нет, вы сядьте на стул, а я на стол, – сообщила я, стараясь прийти в себя.
Он пожал плечами и подчинился.
Мой ход мыслей был прост: нет ничего соблазнительнее, чем элегантно скрещенные ножки, и мне не хотелось упустить возможность поболтать перед ним затянутыми в шелк икрами.
– Парфюм просто идеальный. Конечно, мы его возьмем и немедленно запустим в производство.
– Да.
– Я попрошу нашего юриста подготовить договор.
– Прекрасно. У вас все?
Я заволновалась. Неужели он оттолкнет меня сейчас, когда работа закончена?
– Ну да, – ответила я, сомневаясь, что правильно его поняла.
– Роза, все это пустяки, – заметил он, махнув рукой в сторону пробирки с парфюмом и лаборатории. – Вы ведь это понимаете?
Я густо покраснела.
– Да, – призналась я.
– У нас есть о чем поговорить.
Он говорил серьезно, но улыбался.
– Например?
– Например, почему я до сих пор тебя не поцеловал.
Он произнес «ты», а не официальное «вы», и это ошеломило меня, превратившись в нечто прочное и реальное, словно золото. Хотелось кинуться к нему в объятия, но что-то меня удерживало. За этим флиртом крылось нечто ужасно серьезное. Он, наверное, уловил мое напряжение.
– Тебе не интересно?
Он подтянулся на стуле и выпрямился, отдаляясь от меня.
– Или я ошибаюсь?
– Нет-нет. Ты не ошибаешься, – торопливо подтвердила я, подчеркивая сердечное «ты».
Он улыбнулся и облегченно откинулся на стуле.
– Так в чем же