Ветры земные. Книга 1. Сын заката - Оксана Демченко

– Да вон что он выбрал, – хозяин неопределенно махнул рукой в сторону порта. – Хосе сперва так загордился, что забывал здороваться, никого не слушал, отговаривался спешкой и делами. И озолотился он? Как же… Смеется веселее моего, потому что терять ему уже окончательно ничего не придется. Разгромили вчера его заведение, в гневе пребывали, посуду перебили, столы порушили… Нэрриха гулял и новым клинком хвастался, спьяну рубил стены. Пойди с такого стребуй плату! Одно хорошо, коня утром вывел и в столицу умчался. Воистину, чем дальше власть, тем она безобиднее.

– Тогда – за скорое освобождение порта, – подмигнул Ноттэ.

– Воистину, – важно согласился хозяин, повторяя значимое и интересное слово.

Ночь уже легла на городок и пристала плотно, как смола. Всякая щель черна, и любая тень – мрак без отсветов и бликов. Ноттэ попрощался с хозяином и удалился отдыхать, прихватив доставленные по его просьбе листки бумаги и чернильницу. Ровным почерком изложил необходимое, свернул в трубочку и припрятал до поры. Лег, прикрыл глаза и стал слушать, как успокаивается гостерия, как скрипят запоры дверей, последний раз проверяемые хозяином. Как за стеной по улочкам топают сэрвэды, переругиваются и жалуются на жизнь. Им надоел убогий порт не менее, чем сами они – жителям Мары.

Наконец, городок забылся сном, окончательно затих, даже коты поделили скудные остатки рыбацкого улова и полуголодными разбрелись на охоту.

Ноттэ встал, осторожно приоткрыл рассохшуюся дверь. Выскользнул во двор, еще раз прислушался. Море дышало прохладой, даруя благословение усталому берегу. Звезды серебрились чешуйками небесной рыбины. Ноттэ улыбнулся, вдыхая любимый ветер – и полез на стену. Едва ли задуманное можно счесть мудрым. Но отказаться непосильно. Нэрриха крался и тек в тенях, он стал – невидимка, и на сей раз не беглец, а игрок с козырем в рукаве. Было странно ощущать, как отросшие за время плаванья на «Гарде» волосы щекочут шею и чуть вздрагивают, принимая дуновение ветра. Почему нэрриха так боятся признать себя прядью его? Почему не желают позволять старшему гладить по голове и дарить щемящее, болезненное ощущение родства, утраченного не полностью, горчащего – но важного и ценного… Может статься, дети ветра ведут себя совсем как дети людей, которые, взрослея, упрямо убирают голову из-под ласковой мамкиной руки, наивно самоутверждаясь через отречение от родительской заботы.

Во дворе облюбованной грандом гостерии горели масляные лампы. Орденцы в багряных одеяниях молились и вкушали скудную и пресную, подобающую их сану, пищу. Сэрвэды в сторонке переговаривались и сонно тянули вино, цедили сплетни и глотали зевки. Им было скучно. Они точно знали, как в эту ночь охрана бессмысленна и не нужна. Нэрриха Ноттэ погиб, нэрриха Кортэ уехал – кто еще может угрожать покою? Прочим эта игра чужда, да и гранд им не нужен.

Ноттэ старательно обогнул двор и спустился с крыш у кухни. Канул в темноту коридора, наугад выбирая путь и полагая, что здешние гостерии похожи, лучшая комната в них та, куда не доносится шум улицы.

Гранд не спал. Он лежал при погашенных огнях, одетый в дорогу и не готовый начать путь, вполне вероятно ведущий к гибели. Разобрав намеренный скрип стула, не вздрогнул и не обернулся.

– Что тебе, ненасытный? Плату получил, да еще и сведения о планах того, кто тебя интересовал. Новых заказов нет, сказано же.

– Со мной ты вовсе не рассчитался за прежний найм, – тихо возразил Ноттэ, не сомневаясь, что гранд раздраженно беседует с тем, кого счел Кортэ.

– Клянусь спасением души, – свистящим шепотом охнул гранд, сел и резко обернулся. – Ты? Святые заступники, оградите…

– Не буди святых, они и так по твоей милости завалены просьбами, не отдыхают, бедолаги… А я даже не призрак, – уточнил Ноттэ, усмехаясь живучести предрассудков, лишивших голос гранда зычности. – Хотя… понимаю тебя. Убиенные к тебе, пожалуй, должны валить толпами и требовать отмщения. Ты даже не злодей, ты просто исполнитель. Исполнительный исполнитель.

– Свят-свят… двое подтвердили, что ты умер, – тем же сиплым шепотом отметил гранд, благоразумно не делая попыток звать на помощь.

Еще бы! Ноттэ как раз теперь с интересом изучал парные стилеты, любимое оружие самого гранда. Узкие, как жала, и наверняка столь же ядовитые.

– Двое? С размахом меня ловили, однако же.

– Всех, кого мог, собрал и оплатил, вы слишком опасны, о сын заката, – заискивающе-почтительно уведомил гранд, сменив и тон, и обращение. – Если вы не перекупили их, тогда… тогда как же?

– Разве твоя очередь спрашивать? Дыши и радуйся, что я дозволяю тебе дышать и радоваться.

– Пока дозволяете, – мрачно предположил гранд, опираясь спиной о стену и щурясь. – Темно…

– Так зажги свечу, я не против. Только окно прикрой.

– Уже прикрыто… Не могу понять, зачем я угоден вам живой. Сверх того, – грустно и без фальши добавил гранд, – не понимаю, зачем сам я искал вас и ловил. Я уже прочел записи Борхэ от первого до последнего слова. Вам я могу признаться в столь дерзновенном нарушении запрета патора. Сплошной обман! Никакого продления жизни для людей. Лишь ваше… то есть его выживание за наш счет. По крайней мере, именно таковы мои выводы после поспешного изучения сохранившихся страниц.

– И они верны. Если бы я пожелал жить вечно, я мог бы стать бессмертным, расходуя на питание своего раха чужие души. Но я не Борхэ, тебе это известно. Чего же ты ждешь? Сообщи Башне, что похоронил и меня, и заодно страшную тайну. Значит, ты герой, спас людей от истребления злодеями нэрриха.

– Бездоказательно, – гранд огорчился сильнее прежнего.

– На, держи, – хмыкнул нэрриха. – Я изложил на бумаге свои соображения. Так сказать, еще при жизни. Покойному Ноттэ должны поверить.

– Осмелюсь спросить: вам с того какая польза?

– Неужели ты приехал сюда без оговоренного? – подался вперед нэрриха. – Мой учитель не оставил дневников, но хоть что-то могло уцелеть, даже должно было. Самое незначительное для вас. Любая мелочь. Ты не мог явиться в порт без платы по договору, пусть и неполной. Ты ведь знаешь, гнев взрослого нэрриха не к пользе Башни.

Гранд пожал плечами, прошел к дорожному сундуку, долго в нем рылся и наконец добыл невзрачную, потертую шкатулку. Передал нэрриха, снова сел на кровать.

– На стул и руки сюда, я не люблю случайностей, – буркнул Ноттэ, рассматривая и ощупывая шкатулку.

Гранд пересел, сгорбился, задумчиво изучил оказавшегося теперь совсем близко гостя, одетого хуже, чем многие рыбаки в городе, рубаха вон – грязная, с заплатой… Лицо бледное, осунувшееся. Волосы отрасли и неопрятно падают на лоб, лезут в глаза. Да сколько ни гляди – тощий пацан, деревенщина, таких в любом селении один-два, не особенно умных, но вполне безобидных. Разве в нем можно заподозрить силу, не сравнимую с человеческой? И как постичь загадку: чем больной старик так привязал нелюдя полвека назад, что и поныне этот канат прочнее любых иных? Стоило упомянуть имя – и сын заката, как невесть с чего принято звать этого нэрриха, явился, молча выслушал условия договора и так же молча вскинул на плечо легкий мешок, содержащий красную шелковую рубаху и задаток в золоте – то есть одежду найма и столь малую его плату, что она не привлечет и человека без особенных талантов.