Сестра - Луиза Дженсен

– Анна, что ты наделала?

Я опускаюсь на колени и приподнимаю растения так нежно, как приподнимала бы пострадавшего ребенка.

– Они ведь все мертвые, не так ли? – Анна становится на колени рядом со мной. – Грейс?

– Они не мертвые. Ты выдернула почти все. Мне потребовалось несколько лет, чтобы их укоренить. – Я сдерживаю слезы, говорю себе, что это только растения, но все равно прибавляю эту потерю к остальным.

– Но у них нет ни цветов, ни красок. Они выглядят как сорняки.

– Сейчас зима, они и должны так выглядеть.

– Мне так неудобно. У меня никогда не было сада. Их можно снова посадить?

– Попробуем, но такая встряска может их убить, если еще не убила.

Анна стоит, отряхивая землю с коленей.

– Я принесу инструменты.

Земля твердая от мороза. Анна светит фонарем на плотный грунт, а я втыкаю в него вилы и наступаю на них сначала одной ногой, потом двумя, стараясь вогнать инструмент поглубже. В пояснице у меня что-то пульсирует, и я потею, несмотря на вечерний холод. Когда я слышу оклик Дэна и вижу его крепкую фигуру, неуклюже направляющуюся к нам, то почти плачу от облегчения. Я благодарно передаю ему вилы, и после того, как он разрыхляет землю, я разгребаю ее руками, делая ямки. Довольно скоро растения снова оказываются в своих земляных гнездах, поникшие и увядающие.

Извинения Анны тянутся бесконечно, но, только когда мы садимся, скрестив ноги, на полу гостиной перед потрескивающим камином, с бокалами бренди в руках, только тогда я велю ей не беспокоиться и говорю это искренне.

– Ты старалась помочь. Когда-нибудь мы посмеемся над этим.

Я рассказываю ей о том, как Чарли пыталась испечь мне кекс. Она тщательно отмерила ингредиенты, положила их в кухонный комбайн и включила его, не закрыв крышкой. Шоколадная смесь разлетелась по всей кухне. Дедушке пришлось заново красить потолок, а на бабушкиных занавесках до сих пор коричневые пятна.

Мы с Анной смеемся, а Дэн сидит в стороне, обхватив свой бокал, и на лице у него выражение, которое я не могу определить. Я вздрагиваю, сама не зная почему.

Я резко проснулась. День, который, я думала, никогда не наступит, наконец настал. Мне восемнадцать лет! Я выскочила из кровати и, словно Тигра, прыжками понеслась вниз по лестнице.

– Доброе утро.

– С днем рождения, Грейс. – Бабушка и дедушка выстроились в кухне, чтобы расцеловать меня. У их поцелуев кофейный привкус. Стол был усеян разноцветными конвертами, и пока бабушка готовила завтрак, я стала их надрывать и читать написанные на открытках пожелания, а затем передавать их дедушке. Он ставил открытки на буфет, рядом с веджвудской посудой.

– Уплетай. – Бабушка поставила передо мной тарелку, на которой высилась горка из бекона, сосисок, яичницы, грибов, помидоров и бобов.

– Спасибо. – Я взяла нож и вилку, раздумывая, с чего бы начать.

К тому времени как я отправила в рот последний гриб и отодвинула тарелку, мои челюсти болели от жевания.

– Неудивительно, что с такими порциями меня выпирает из одежды, – говорю я, откидываясь на стуле. – Хорошо, что я собираюсь купить новое платье для сегодняшнего вечера.

– Женщины в наше время слишком тощие, – говорит бабушка. – Ты выглядишь так, как и должна выглядеть женщина.

– В пятидесятых годах, может быть.

– Мужчины любят фигуристых.

В самом деле? Моя личная жизнь была невеселой. Я была слишком зациклена на Дэне, не допуская и мысли о том, чтобы встречаться с кем-то еще. Порой я задавалась вопросом, по-прежнему ли ему нравится Чарли, но она сказала, что он только раз пригласил ее на свидание. Слава богу, он, кажется, не интересовался Шиван. Хотя она явно его домогалась: разговаривая с ним, всем корпусом подавалась вперед, чтобы он мог заглянуть ей в вырез, касалась его руки выше локтя и одобрительно хихикала, что бы он ни говорил, даже когда не было ничего смешного. Чарли стала называть ее Джессикой Рэббит – по имени роковой красотки из фильма «Кто подставил кролика Роджера».

В заднюю дверь ворвалась Чарли.

– Не говорите мне, что я пропустила завтрак. – Она раскраснелась и тяжело дышала, в руках у нее был большой сверток в оберточной бумаге в горошек.

– Я оставила тебе немного бекона, дорогая, – сказала бабушка. – Тебе нужно нарастить мясца на костях. А то тебя видно только в профиль. – Похоже, Чарли день ото дня становилась все выше и тоньше.

Бабушка густо намазала маслом толстый кусок хлеба и хорошенько сдобрила бекон кетчупом, точь-в-точь как любила Чарли.

– Садись. Мы собираемся вручать подарки.

Чарли с глухим стуком поставила коробку на стол и пододвинула ее ко мне. Потом подхватила свой сандвич, откусила кусок и облизнула пальцы.

Я осторожно сняла ленты и банты и отклеила липкую ленту, стараясь не порвать бумагу. Потом я планировала вклеить бумагу и бант с каждого подарка в свой альбом для вырезок, а внизу сделать описание подарка и указать, кто его прислал. Мне было важно сохранять свои воспоминания. У папы было столько всякой всячины. Я никогда не знала, откуда все это бралось и что для него значило, и, пока он был жив, мне не приходило в голову спросить. А после мне было больно думать, что я так мало знала о человеке, которого, как мне казалось, знала прекрасно.

– При таких темпах, пока ты распакуешь, тебе исполнится девятнадцать.

В коробке был набор виниловых пластинок: Билли Холидей, Этта Джеймс, Бесси Смит. Музыка, с которой я выросла и которую Чарли не вполне понимала. Я потрясла головой, чтобы прогнать комок в горле, и встала, чтобы ее обнять. Она обняла меня, не задействовав вымазанных жиром ладоней.

– Где ты их все нашла?

– На барахолках, на «Ибэй», на «Амазоне». Я собирала деньги, полученные за бебиситтерство за прошлый год.

Дедушка отнес аудиоальбомы в столовую, и, когда через открытую дверь донеслись напевы Этты Джеймс, вернулся и приглашающе протянул мне руку.

– Джинджер? – Ухватившись за его руку, я встала на ноги, и он этаким Фредом Астером в полосатых пижамных брюках провел меня, хихикающую, в танце по кухне.

– А это от нас с дедушкой, – сказала бабушка, когда мы, запыхавшись, плюхнулись на стулья, и протянула блестящую коробочку в серебристой обертке.

Я повертела ее в руках, стараясь понять, с какой стороны надо открывать.

– Ну, вот, опять ты копаешься, – поторопила Чарли. – Ты знаешь, что магазины закрываются в полшестого?

– Очень смешно. – Я извлекла подарок из бумаги. Бриллиантовые сережки-гвоздики.

– Они принадлежали моей маме, – сказала бабушка. – Я отдавала их почистить для тебя.

Я наклонила коробочку в сторону окна, и серьги моей прабабушки сверкнули на свету. Мне было трудно связать нечто столь прекрасное с хрупкой старушкой, пахнувшей леденцами-дюшес, к которой меня водили в гости, когда я была маленькой.