Леди и Некромант - Екатерина Воронцова

Редкие пятна газовых фонарей. Темные контуры домов.

Запах… свежести ночной и гардений. Азалии в керамических горшках.

Я стояла и смотрела на новый мир.

Мой дом?

Похоже, отныне так… Вернуться? Наверное, если хорошо поискать, то способ найдется. Как в сказке. Медные сапоги истоптать, железные караваи сгрызть… только не было у меня желания что-то там топтать и грызть. Меня охватила странная апатия.

Я стояла и думала… о чем?

О том, что, по сути своей, мне не к кому возвращаться.

Бабушка? Она умерла.

Влад?

Предал.

И подставил.

Он не мог не понимать, чем для меня обернется его побег. Но ни словом, ни жестом не намекнул о грядущей опасности, не говоря уже о том, чтобы взять меня с собой.

Друзья?

Я внезапно осознала, что как таковых друзей у меня нет. Когда-то давно в детстве имелись, а потом… у каждого свой путь и своя жизнь, в которой нет места приятелям по двору. А новые… Владовы коллеги? Они были мне неприятны. Их жены? Мы встречались. Пили кофе. Обсуждали моду, салоны… глупости какие-то, которые казались мне важными. Ссорились и мирились.

Только это не было дружбой, так, знакомство подходящего круга. И там, дома, я была не менее одинока, чем здесь.

Я обняла себя.

Хватит жалеть. Жалость ничего не изменит. И… и менять следовало там, в прошлом, только это не в моих силах. А что в моих? Использовать второй шанс.

Я использую.

С этой благой мыслью я вернулась в комнату.

Надо сказать, зря.

В низком разлапистом кресле — лапы были грифоньими и когтистыми — меня ждал гость. А ведь дверь я заперла, благо имелась щеколда.

— Что вы здесь делаете? — я постаралась говорить спокойно.

И встала поближе к камину.

На каминной полке выстроился с десяток бронзовых лошадей, каждая из которых выглядела вполне себе аргументом в грядущем споре.

А спору быть.

— Я сгорал от желания продолжить наше знакомство.

Тарис изволил переодеться.

Бархатный тяжелый халат поверх рубахи смотрелся этакою домашней мантией. А вот колпак на корону вовсе не походил.

— Я не сгорала, — холодно заметила я.

И подумалось, что надо было попросить Тихона избавить меня от ожерелья.

— Ах, милочка, мы с вами наедине. — Тарис вытащил из-за спины пыльную бутылку. — Хватит притворяться…

Бокалы.

И куцая веточка винограда.

— Вы очаровательны. — Он отщипнул виноградинку и, покрутив в пальцах, протянул мне.

— Спасибо. Я сыта.

— Пока сыта… пока, милочка… вопрос, как надолго этого хватит? — Тарис не обиделся. Сунул виноградину в рот и глаза прикрыл. — Ваша история очень душещипательна… благородная особа в затруднительном положении… но в ней много неясностей. Откуда вы появились? Куда направляетесь?

— Не ваше дело.

— Может, и не мое… а может, и мое. Вдруг вы шпионка Шеррада?

— Я?

— Нет, я, конечно, так не думаю… слишком вы уязвимы для шпионки… документов и тех, полагаю, нет? Конечно, кто рискнет спрашивать у благородной лайры бумаги?

Я молчала.

Шантаж?

Не страшно. Не знаю почему, но я не боялась. А вот мерзко — это да… до того мерзко, что тошнота к горлу подступила.

— Но дело даже не в бумагах. Боги с ними, с бумагами… но ведь денег у вас тоже нет. А это уже гораздо, гораздо печальней…

Он причмокнул губами.

А я сделала глубокий вдох. И как быть? Орать? Звать на помощь?

— Не стоит, — махнул рукой Тарис. — Ваши спутники спят… моя супруга тоже не услышит. Ее мигрени — дело такое… когда-то она велела устроить комнату, в которую бы не проникали звуки. Это оказалось очень и очень удобным. Не переживайте, дорогая, я не насильник. Я предпочитаю договариваться.

А пялится по-прежнему в декольте.

— И с вами договоримся…

— Думаете?

— Конечно. — Он оторвал вторую виноградину. — Все очевидно. Лучше обслуживать одного благодарного мужчину, чем троих…

— Что вы себе…

— Правду, милочка. Правду. Если вас еще не оприходовали, то оприходуют в самом ближайшем будущем. Вы же не настолько наивны, чтобы полагать, будто ваш титул чем-то да поможет?

— Убирайтесь.

Он лжет.

Или…

Нет, о таком не стоит думать. Грязь слов, не более того… никто из спутников моих ни словом, ни жестом не дал понять, что…

— Я предлагаю вам достойную жизнь.

Тарис причмокнул.

— Я состоятелен… весьма состоятелен… и способен оценить такую… милую девочку. И быть благодарным за внимание… за понимание… мне так не хватает понимания.

— Уходите.

— Гордая? Люблю гордых… подумай хорошенько, девочка… — Он поднялся и шагнул ко мне. А я отступила к камину. — Пока ты молода и красива… но как надолго хватит твоей молодости и красоты? Это товар. И надо радоваться, что на этот товар нашлись желающие, готовые платить полную цену…

Он вдруг оказался рядом.

Так близко, что я почуяла кисловатый запах его пота. И отвернулась.

Отвернулась бы, если бы позволили. Жесткие пальцы сдавили подбородок, заставили повернуться и посмотреть в глаза.

— Мы можем дружить, девочка… и я хотел бы дружить… очень хотел бы…

Рыхловатая кожа.

Крапины пота. И желтые зубы, которые если и чистили, то давно. Он был не просто некрасив — уродлив. И я, очнувшись от наваждения, стряхнула руку.

— Убирайтесь.

— Подумай, деточка… — Он отступил и облизнулся. — Или не думай… все уже решено.

Тиха летняя ночь.

Пахнет в кои-то веки не пылью и падалью, а цветами, букеты которых расставлены по дому в огромных вазах. И запах этот, резкий, назойливый, Ричарда раздражает.

Он открыл балконную дверь.

Выглянул.

Город отходил ко сну. Где-то вдалеке лаяли собаки. Редкие газовые фонари силились разогнать темноту, которая здесь, на юге, была особенно плотной. И в ней, казалось, оживает прошлое.

Легко закрыть глаза.

Представить, как все было раньше.

Город, напоенный древней магией. Особняк этот… раньше, надо полагать, он был больше и мрачней, несмотря на белый камень. Он возвышался над площадью, где торговать не смели. Это же святотатство, устраивать торговлю у ног Императора. Какого? Кто стоял на постаменте? Сильван Третий, прозванный Великим? Правда, народная молва его окрестила Кровопийцей, но разве это важно? Сильван присоединил к Империи Побережье, растерев в прах Вольные города. Или это сын его, Аушрен Сильный, взошедший на трон после скоропостижной кончины отца? Сказывали, сыновей у Сильвана было семеро, и предыдущих шестерых он казнил. А вот младшенький успел ударить первым.