Барашек с площади Вогезов - Катрин Сигюрэ

Временами он потягивал пиво из банки, и это меня тоже напрягало. Стоило мне чуть-чуть отодвинуться, как он по-свойски похлопал меня по бедру:

– Ну-ну, курочка, не волнуйся, грузовик пустой возвращается к своей мамочке, он знает дорогу! Выпей глоток.

Я терпеть не могу пиво, пью его только в дни траура или в страшном гневе, но так как мы купили в «Тоталь» целую упаковку из шестнадцати банок, пришлось сделать глоток, а в итоге я приложилась восемь раз, делая за раз по двадцать пять глотков. Когда мы наконец прибыли на площадь Вогезов, мы не только стали хорошими приятелями, но я уже здорово набралась.

До сих пор мне удавалось скрывать свой живой «сувенир» от посторонних глаз, в том числе и от глаз Сынка. Каждый раз, когда я ходила по-маленькому, мне удавалось украдкой взглянуть на своего корсиканца. По-маленькому я ходила довольно часто, особенно после пива, так что была уверена в том, что с ним все в порядке. И я, конечно, была удивлена изобретательностью Ангела, который вставил между частыми рейками ящика бутылочку с разбавленным водой молоком, снабженную соской. Туа хорошо пил из соски, температура окружающей среды была нормальной, а воздух свежим. А Сынку я смогла объяснить, что мою собаку не слышно, так как она привыкла к путешествиям.

Но любая идиллия когда-нибудь заканчивается: на площади Вогезов моему барашку все же предстояло выйти из ящика, поскольку в нашем особняке нет автоматической подъемной платформы для подъема тележек и животных, к несчастью для мадам Ревон и ее Селестина.

До того как Сынок открыл кузов и принялся отрывать рейки ящика, я так и не решилась сказать, что он не найдет там никакую собаку. Проговаривая про себя невысказанную фразу, я подумала: «Тем хуже, Сынок, ты уже достаточно большой, чтобы узнать правду».

И оказалась права. Распознав барашка, он вскричал:

– Что это за бардак?! Никогда бы не взял такой груз!

Я смущенно пробормотала:

– Да, да, – но так, чтобы он не услышал.

Дальнобойщик посмотрел на меня с видом инквизитора. Я пристыженно опустила глаза, бормоча:

– Да, да, хорошо… Это действительно не собака, это барашек, но…

Сплюнув, он с презрением произнес:

– А она действительно чокнутая!

Упс, уже второй раз за неделю меня назвали чокнутой, а в действительности я возвращалась к людям, еще более чокнутым, чем я.

Сынок оперся на борт машины и не двигался. Он немного приподнял шерстяное покрывало и поскреб лысую голову.

– Эй, он еще теплый, этот, как его? Он не мертвый, по крайней мере?

Пропустив оскорбительное «этот, как его», я и сама чуть не умерла. Но нет. Туа был жив. Он просто спал, как кабанчик в маки под животом у своей матери, чуть причмокивая губешками.

Надо было поторопиться с выгрузкой, так как грузовик-тридцатишеститонник сильно затруднял движение вокруг площади Вогезов. Несколько надраенных до блеска седанов ждали на углу, так как наступил час светских ланчей. Сынок, надо отдать ему должное, деликатно извлек Туа из ящика и осторожно отнес на руках до подъезда. Там он столкнулся с Вандой, который, заметив огромного работягу в обнимку с барашком, протянул: «У-у-у-ууууууууууууу!» Перехватив страшный взгляд Сынка, я ответила жестом под названием «все нормально».

– Скажи-ка, какой шик! – заключил Сынок, оглядев мое жилище. – Куда положить это? – Он имел в виду Туа.

Я попросила положить барашка на диван, где Туа продолжил спать, по-прежнему не шевелясь.

– Предлагаю тебе остаться и пропустить последний стаканчик. Иди туда! – сказала я и показала в сторону туалета. Мы расхохотались; мне было приятно, что Сынок догадался: я такой же простой человек, как и он, и мы оба далеки от парижской двусмысленности.

Неожиданно раздался робкий стук в окно. Я взглянула и увидела полного психологического антипода сексуально озабоченного шоферюги: месье Жуффа, этакий небесный рыцарь.

– Я тебя ждал, – проговорил он, дыша в стекло. – Позволь мне войти.

Свежий корсиканский воздух явно пошел мне на пользу – я стала очень спокойной. Открыв дверь своему экс-возлюбленному, я даже улыбнулась.

– А-а-а-ааа!!!.. А я вас узна… – не сдержался Сынок. Однако я решила обойтись без светских представлений, понимая, что они все равно не приведут к длительной дружбе, да и меня знакомство с Сынком начало утомлять.

Пока я заботилась о Туа, вспоминая советы из пособия по овцеводству авторства Лоранса Перну, месье Жуффа подробно рассказал мне о своих неприятностях. Как ни странно, я слушала его с интересом, так как несколько раз видела его по телевизору у какой-то воды, но звук, мешающий игре в белот, был выключен. Потом, правда, я услышала в новостях, что Эрик Жуффа случайно упал в Сену, – результат шумной вечеринки на последнем этаже модного бара в Сите. Сам Эрик утверждал, что на самом деле его столкнули. Понимаю, ему не хотелось прослыть неловким выпивохой – быть жертвой заговора гораздо приятней, к тому же это могло инициировать расследование (и вдвойне усугубить подозрение в его растратах). Но кто мог его столкнуть? Эрик не сомневался – только его враг номер один, некий человек из партии (он не назвал его имени), потому что в политике истинные враги имеются только в собственном лагере. А пил он в лагере противников, и там врагов у него нет. Не правда ли, в этом есть какая-то прелесть?

Я узнала в Эрике с десяток политиков из разных партий и подумала: а что им, собственно, делить? Но почему я встречаюсь именно с ним, если все они одинаковы? Что за глупый вопрос! – потому что он живет рядом. А так… Конечно, я предпочитаю элитные кварталы фавелам парижского пригорода, ведь жить в них комфортней, но что-то побуждает меня бунтовать, и я ничего не имею против людей попроще.

Между тем мой барашек спал и спал. На всякий случай я решила посмотреть в справочнике, как надо делать массаж сердца, но не нашла ни строчки. Однако он дышал, и это обнадеживало. Я решила следить за ним всю ночь, сидя на диване.

Эрик наконец замолчал, и я была рада этому. Я не готова была его слушать, озабоченная тем, что происходит с моим Туа, который был воплощением невинности. Но Эрик и не думал уходить. Обложившись подушками, я посмотрела в его сторону. Он сидел, обхватив голову руками.

И когда он ко мне повернулся, я увидела, что он плачет.

– Я могу поспать там? – спросил он, указывая на мою спальню.

Я не знала, что я сделала богу Корсики, но, думаю, скорее это французский бог проявил свое неодобрение, увидев, что я везу в Париж килограммы копченой свинины и шесть раз завершила шабат всего двумя свечами и небольшим стаканом дешевого вина. Но факт в том, что до отъезда я жила одна, а по возвращении готова жить с тремя. Потому что у меня все-таки есть сердце, и я не хотела, чтобы Эрик Жуффа шел через двор под проливным дождем навстречу домашней грозе. От мысли поспать, от успокаивающих слез он перешел к другим идеям, но я дала ему понять, что, будучи молодой мамой, не могу уделить ему больше внимания, чем Туа, и этого он, конечно, не понял. Пришлось объяснить, что Туа это барашек, и он спросил, зачем я его сюда притащила: «Чтобы он напоминал тебе обо мне?»