Барашек с площади Вогезов - Катрин Сигюрэ

Мы продолжали сидеть. Мимо нас проходили другие родственники, но на нас не обращали внимания. Мужчины входили в дом с низко опущенной головой, как будто с похорон вернулись. А женщин я и не видела. Женщины здесь предпочитают не попадаться на глаза. Им нравилось существовать спокойно, в собственном мире и наедине с собственными мыслями. Муж есть – отлично, но когда муж вне стен дома – еще лучше. Я решила, что это нормально, мне, пожалуй, даже нравилась такая позиция.

Когда мы с Ангелом прошли в кухню, там уже началась игра в белот, а вечер близился к концу… То есть я хочу сказать, что была уже почти полночь. Мадам Антон спросила Ангела:

– Она хочет кофе, эта малышка?

Я почувствовала, что ветер переменился, и теперь она будет общаться со мной только с помощью «да» и «нет». Матери везде одинаковы.

Ангел посмотрел на меня вопросительно, я отрицательно покачала головой, и он передал мое «нет» также с помощью жеста.

Что такое корсиканское гостеприимство, я окончательно поняла, когда крысы одна за другой покинули корабль и мы остались с Ангелом наедине, чтобы все закончилось в его постели, – от судьбы не уйдешь. Поразмыслив наутро, я пришла к выводу, что, возможно, хитроумная эта интрига затевалась еще со времени моего приезда и в ней участвовало все местное сообщество, кроме мадам Антон, потому что матери всегда трудно даже думать о том, чтобы пристроить своего последнего сына, – некого будет баловать (или портить). Мой таксист привез меня в эту деревню, как привез бы корову к быку, он-то знал, что еще ни одна женщина не привязалась к Ангелу в его совсем не мальчишеские пятьдесят два года. Меня не обидела эта маленькая деревенская ловушка, возникшая из прекрасного чувства и восстанавливающая древний местный обычай. Я, кстати, нашла ее намного более дружеской, чем их мистерии с распятым Христом, которые они дают на улице раз в год на Пасху, а после поедают барашка из теста (вы уже знаете, что меня это злит).

Дней десять после этого мы больше не говорили ни о чем, имеющем отношение к барашку, и я была очень удивлена, когда Ангел неожиданно объявил:

– Завтра будем подниматься.

– Куда подниматься? – спросила я.

Он ответил почти как Сократ:

– К чему все то, что я говорю, если ты не понимаешь?

И тут меня осенило. Я посмотрела на самую высокую вершину горной гряды и спросила:

– Туда?

Вместо ответа он улыбнулся. А мне улыбаться расхотелось, потому что вместе со светом в его глазах, который удивил меня в первый раз, загорелся и другой свет, который я уже видела во взгляде Эрика Жуффа, во взгляде выпускника Национальной школы управления и в некоторых других взглядах. Этот свет, затаившийся в каждом миллиметре зрачка, был как пронзающая булавка. У меня не было времени анализировать этот укол, но он, вероятно, и не требовал анализа.

С мои лаконичным вопросом «Туда?» наша беседа достигла максимального накала, и я уже собиралась заняться своими делами (почистить четыре килограмма картошки), когда он бросил взгляд на мои сабо:

– Ботинки. Завтра в шесть.

«Ботинки» очевидно означало «не сабо», и я ответила:

– Идите… (Я не сказала «согласна» или «хорошо».) Завтра в шесть часов.

(Я не сказала «до свидания», поскольку «идите» – это все равно что «до свидания». Корсиканский язык тяготеет к обобщениям.)

Рано утром, надев шорты с серебристой вышивкой – у меня не было ничего другого, разве что шорты с золотистым узором, но это выглядело бы вульгарно и могло напугать животных, – я сидела на скамейке возле каменной стены и смотрела, как солнце взбирается на гору, которая казалась мне самой высокой. Вероятно, там пасутся мои барашки, но в бинокль не было видно ничего, кроме зеленых барашков растительности. Подъехал Ангел и, не выходя из автомобиля, посигналил мне. Когда я встала, он осмотрел меня с головы до ног с равнодушным выражением лица. Я села в машину, и он, не говоря ни слова, тронулся с места. Мне было немного грустно: мне бы хотелось, чтобы он гордился мной, но чтобы он гордился мной, нужна была пастушья одежда, а ее не продают в нашем парижском квартале.

Мы ехали по дороге вдоль большой горы. Сначала спускались, и вдалеке показалось гладкое море, похожее на бледно-голубое озеро, потом снова поднялись, и я увидела холмы, похожие на женские груди. Где мы находились, выше или ниже самой высокой горы, я не знала. Я знала только то, что мы были в сорока двух минутах от дома, минута – это корсиканская единица измерения расстояния. Но, без сомнения, не больше, чем в пятнадцати километрах.

Неожиданно Ангел свернул на боковую грунтовую дорогу, остановил машину и накрыл ее ветками. (Не спрашивайте меня почему, я у него тоже не спрашивала.) Потом он вскинул на спину новенький рюкзак фирмы «Истпак», модель, созданную специально для юнцов, курящих дурь, как Адриен (раньше). Воображение разыгралось, и я представила, что этот рюкзак мог принадлежать туристу, выпавшему из машины на дороге GR20: от этого туриста кабаны оставили нетронутым только «Истпак». На всякий случай я стала посматривать по сторонам: не обнаружатся ли где обрывки фосфоресцирующих шортов, в съедобности которых усомнились даже дикие животные.

«Недалеко», брошенное Ангелом, растянулось на три часа.

Иногда мы продирались сквозь обширные заросли колючих растений, которые мне не удалось идентифицировать, и через пышные опунции выше нашего роста. Часто, раздвигая широкие листья, я получала веткой хорошую оплеуху. Это меня не удивляло: я и раньше знала, что существуют растения, похожие на людей с неустойчивой психикой. Иногда нам приходилось почти ползти, и я молча ползла, уверенная в том, что то, что нам нужно, находится «там» – единственное слово, которое Ангел произнес несколько раз во время всего подъема, и произнес с такой убежденностью, что мне и в голову не приходила крамольная мысль обойти маки в другом месте. Тысячи запахов окутывали меня, еще больше затрудняя дыхание. Мне казалось, что я лечу, но на самом деле мы упорно и с трудом карабкались наверх.

Только добравшись до вершины – заметьте, мы добрались до нее в полном молчании, – я поняла, что на самом деле мне повезло наслаждаться великолепной физической формой того, кто шел впереди, видеть его икры с перекатывающимися мускулами, видеть его широкий, как у лошади, круп… ну, или как там это называется.

Я присела на три минуты, чтобы перевести дыхание, но на самом деле дыхание перехватило. В жизни есть мгновения, за которые потом всегда будешь благодарить Бога, если это действительно Он создал все это. Впечатление было сильным, я никогда такого не переживала. Передо мной развернулся даже не пейзаж… я не могу подобрать нужного слова. К звукам и свету добавлялись ароматы, которые невозможно было определить по отдельности, и это невероятное, раздражающее все рецепторы воздушное прикосновение создавало совершенную мизансцену.

– Ты чувствуешь запах мастикового дерева? – спросил Ангел.

У меня не было корсиканского носа, и я никак не прореагировала, хотя и отметила про себя, что он произнес необыкновенно длинную речь.