Барашек с площади Вогезов - Катрин Сигюрэ

Я была сконфужена, и это еще мягко сказано. Иногда два равновеликих мира – тот, о котором вы читаете, и реальная жизнь – необъяснимо пересекаются. Так, на странице сорок четвертой, в разделе «Отравляющие вещества», я прочла: «Тис для барана токсичен и при попадании в пищу может вызвать смертельное отравление». О боже… Я узнала, что агония барашка, поевшего тисовые листья, сопровождается судорогами, сердечными болями и завершается кровавой рвотой, в общем, кошмар. Решительно захлопнув книгу, я пошла спать, думая: «Вот уж не повезло – приниматься за садовые работы сразу по прибытии в Париж». Если они посадили тисы, надо будет все выкопать.

Подойдя к воротам, я была счастлива вновь обрести свою овчарню, а заодно разоблачить ядовитое тисовое дерево. В дороге у меня было время просмотреть и прослушать отправленные мне сообщения, а также прочитать все эсэмэски, которые нам, мне и Туа, пришли из портового Марселя с крейсерской скоростью семьдесят километров в час, включая остановки.

В Марселе я должна была найти водителя большого грузовика – добродушного человека: часто одно сопутствует другому, и то, что характер дальнобойщиков напрямую зависит от грузоподъемности транспортных средств, доказанный наукой факт. Мне надо было с ним договориться, чтобы он высадил меня у моего дома, а не оставил с барашком на руках в грузовой зоне удаленных от центра окрестностей Парижа.

Водителя я нашла. «Сынок» – таков был его позывной, и к счастью, он действительно обнаружил открытый доброжелательный характер. Он и бровью не повел, когда я ему сообщила, что меня нужно довезти до центра Парижа и что мой багаж составляют две огромные сумки плюс большая собака, которую надо забрать из трюма. Я не стала уточнять породу собаки, это было ни к чему для того, кто не лаял, а блеял, но Туа спал глубоким сном, напоенный перед отъездом приправленным донормилом молоком из бутылочки с соской.

– Но ведь собаку надо кормить, – сказал сообразительный Сынок.

Тогда я его успокоила, добавив немного правды: это больше, чем просто большая собака, это – большой подарок. Сюрприз. И на самом деле никаких особых хлопот не будет. Также я посчитала нужным уточнить, что в дороге буду платить за бензин, за масло, за все, что необходимо в довольно долгом путешествии, включая пиво. Еще я пустила в ход несколько корсиканских гостинцев – для него лично и для его семьи.

Сынок носил обручальное кольцо, и это не укрылось от моего взгляда. Это первое, на что я обычно смотрю у мужчин, даже прежде лица, которое при желании можно привести в порядок. Почему-то левый безымянный палец никогда не фигурирует в анкетах женских журналов. «На что вы смотрите первым делом у мужчины?» Вам на выбор предложат такие смехотворные детали, как бедра, которые видно только при совокуплении перед зеркалом или в ванной; глаза, с которыми встречаешься и смотришь в них первые шестьдесят секунд, но точно не шестьдесят следующих лет. А также руки, в смысле от плеча до запястьев, плюс ладони и десять пальцев. Но девять пальцев из десяти не представляют никакого интереса, а о ладонях мы вообще не говорим. И только безымянный палец позволяет расставить точки над «i». Вывод: я больше не покупаю женские журналы, материалы которых создают информационные роботы, не имеющие никакой связи с реальностью.

Всегда ли у дальнобойщика есть возможность привезти своим деткам, чьи фотографии прилеплены скотчем над лобовым стеклом рядом с порнозвездами, корсиканские сыры, инжирное варенье и свиные колбасы (меня всем этим нагрузила мадам Антон по своей доброй воле, но я вовсе не собиралась тащить все это домой). При виде гостинцев лицо Сынка еще больше просветлело. В итоге договор был заключен, ящик с барашком благополучно перекочевал из трюма в кузов, а мои тяжелые пакеты с мертвой свининой он положил в кабину за наши сиденья.

Теперь он был озабочен тем, чтобы найти ближайшее кафе, – «немного перекусить». И выбрал самое грязное из возможных. Я могла бы пригласить его в более приличное заведение, но боялась этим обидеть. Он заказал сигареты-масло-огурцы-паштет-грюйер-эспрессо. Его лысый череп заблестел, лицо порозовело, а речь стала плавнее. Может показаться невероятным, но после двенадцати часов пути я уже не сомневалась в том, что у этого стодвадцатикилограммового мужчины двухметрового роста был обмен веществ анемичной девушки: каждые два часа он чувствовал себя «обескровленным». То есть я говорю о том, что каждые два часа мы останавливались, потому что ему требовалось набить желудок тысячью калорий, чтобы «насытиться по горло».

От Сынка я многое узнала о сексуальной жизни моих соотечественников. Надо, конечно, понимать, что дорога всегда благоприятствует исповеди. Он мне подробно поведал о сексуальных упражнениях и позах, которые они с женой практиковали на протяжении четырнадцати лет, и, признаюсь, я была восхищена как их воображением, так и неоспоримыми физическими достижениями. Интеллект дальнобойщиков сильно недооценен, я говорю именно интеллект, так как тело – это только инструмент чувственности, а сама она базируется на интеллектуальной свободе действий, тесно связанной с воображением.

Воспоминания Сынка, строго супружеские, так его встряхивали, что он держался в тонусе «все эти чертовы тысячи километров», которые приходилось наматывать за год, – «иначе я бы не выдержал морально». Рассказать вам подробно о той или иной позиции я не могу, чтобы не создать ложный образ Сынка. Сам он, предаваясь воспоминаниям, громко смеялся, закрывая от счастья глаза, что не могло меня не встревожить… Не имея возможности поспать, он, на мой взгляд, чересчур возбудился, получив от жены сто сорок восемь эсэмэсок, на которые отвечал, набирая текст с чарующей проворностью толстых пальцев колбасника, предоставляя рулю возможность крутиться самому. Временами он радостно вскрикивал: «Она меня зажигает, эта негодяйка!» Если я правильно расслышала, он сказал также: «Я раздразнил ее, я сказал ей, что подобрал одну хорошенькую куколку!» – таким образом, я тоже стала частью его сексуальной игры. Мне было приятно, что я смогла оказать ему услугу и заодно получила комплимент, несмотря на ужасное словосочетание «хорошенькая куколка».

Я все время задавала ему глупые вопросы о безопасности, но он беспечно ответил: «Моя машинка такая мощная, что если в меня кто-то врежется, ему будет плохо!» Было ясно, что Сынку по душе имидж лихого водителя «рено-твинго», с той только разницей, что его «машинка» раз в пятнадцать, а то и больше, превосходит размерами этого симпатичного малыша. Чтобы окончательно успокоить меня, Сынок вытащил из-за зеркала заднего вида, с помощью которого я приглядывала за кузовом, фотографию грузовика, побывавшего в аварии. Он был сплющен до размеров газонокосилки, и в нем можно было различить только двигатель. «Это мой грузовик! – гордо объявил он мне. – От него ничего не осталось! А я был внутри!» Как выяснилось, вся его заслуга заключалась в том, что он предпочел ограждение дороги столкновению с длинным рядом автомобилей, так как «немного заснул». Признаться, я не разделяла его восторга. Мне не удалось разглядеть, что стало с пассажирским местом, хотя близко рассматривала фотку на протяжении десяти минут… У Сынка имелась даже вырезка из газеты в доказательство того, что это не фотомонтаж.