Барашек с площади Вогезов - Катрин Сигюрэ

– А-а-а-аааах! – жалобно выдохнула Белоснежка, с ужасом глядя на барашка. Когда она увидела Его, своего мужа, который приподнялся на локтях, как косуля после выстрела охотника, ее «А-а-ааааааах!» стало намного протяжнее. Затем последовал диалог, из которого я ничего не запомнила, но он был классический и слишком бурный, чтобы что-то понять, кроме его слов: «Я тебе сейчас все объясню», и ее: «Мне плевать». Эти грубые слова в устах Белоснежки Фанни Ардан были мне неприятны, как если бы прозвучали из уст торговки. Еще мне запомнился тот момент, когда месье Жуффа спросил: «Откуда ты узнала, что я здесь?» Она закричала: «Миссис Барт мне сказала! Она видела, как ты вошел сюда вчера вечером!» В такие моменты может разразиться третья мировая. И она разразилась!

Месье Жуффа, наскоро одевшись, перешел через двор, направляясь в свою квартиру, эскортируемый мадам.

Спустя несколько дней я любезно пригласила их на обрезание, написав, что их присутствие доставило бы мне удовольствие. Но ответа почему-то не получила.

В день изгнания Эрика Жуффа я узнала, что в своих ночных садовых работах была не слишком удачлива, хотя и эффективна. Во-первых, я в этом убедилась сама. Можно было бы подумать, что наш двор перепахали мотокультиватором. Ничего удивительного, чтобы не осталось ни малейших ростков тиса, я рыла широко, немного шире посадочных ям. Таким образом, я изуродовала газон, который был окружен качественным декоративным камнем. Во-вторых, в этом убедилось все наше домовое сообщество. Когда я высунула нос из дома, они все уже проснулись, и я поняла, что это был заговор! Первой во двор вышла Манон (Белоснежку оставим за скобками, она была не в том состоянии, чтобы что-то замечать), увидев перепаханный газон, она сообщила об этом своему Полю, который, естественно, позвонил Ванде, а тот в свою очередь сообщил уж не знаю кому. Короче, телефонные звонки сотрясали здание, и все объединились против меня! Из-за каких-то садовых работ! Откровенно говоря, настоящая жизненная драма!

Я и не проснулась толком, как оказалась перед липом военного совета. Мне сообщили об убытках, и я обещала возместить через два дня. «У меня особые отношения с садовником, он обязательно поможет!» – честно сказала я, не вдаваясь в детали. Так же честно я собиралась объяснить истинные причины устранения тисовых саженцев, но сборище глупцов в пижамах (отмечу, среди них не было мадам Ревон) производило ужасный шум и гам. В таком шуме было невозможно говорить о токсичности растений как пищи моего барашка. Кстати, о том, что мой барашек прибыл, я никого не поставила в известность, но арабский телефон очень хорошо сработал благодаря Ванде, увидевшему нас вчера вечером. Учитывая еще и это обстоятельство, мои милые соседи кричали так, что возникло эхо, напоминавшее корсиканское многоголосное пение, и это эхо бесконечно отдавалось в моих ушах. В конце концов я предпочла не участвовать в дебатах до повторного озеленения двора.

Утром я пошла отксерить и увеличить страницу про тисы из пособия по овцеводству Лоранса Перну, которую потом заламинировала, прикрепила к черенку от метлы, а черенок воткнула под фонарем в нашем дворе. Удовлетворенная своей просветительской миссией, я отправилась в маленькую типографию на улице Блан-Манто и заказала пятьдесят приглашений на обрезание моего барашка. К моим старинным друзьям я посчитала нужным добавить и незнакомых мне людей из группы «В поддержку парижского барашка», которая постоянно расширялась. Для плохо информированных христиан и атеистов я уточнила маленькими буквами внизу: «Этот праздник не подразумевает наличия ни религиозных убеждений, ни мясного ножа; речь не идет ни об Аид-эль-Кебире[11], ни о поедании баранины!» С мусульманами было проще, они не дебилы и знают, что такое обрезание.

Мой друг кюре ответил на приглашение так: он знает, что Христос был обрезан, и это христианское событие католики праздновали 1 января до 1974 года. Только необразованные люди кривятся, называя этот обычай варварским. Оставалось найти исполняющего обрезание специалиста, моэля, и тогда, возможно, все успокоятся.

Возвращаясь к себе, я столкнулась с миссис Барт, которая «хотела поговорить» со мной. Я ответила, что не собираюсь разговаривать с соглашателями. Сделав гримасу, она сказала:

– Но это не то, о чем вы думаете… я хочу объяснить вам, почему месье Жуффа… это сложно…

У нее был несчастный вид, а я ненавижу несчастных людей, которые по поводу и без повода говорят «это сложно». К тому же я опасалась ее признаний в том, о чем можно было и так догадаться.

Повысив голос, я ответила, что для простых людей в таких делах нет ничего сложного и что если ей приходится делать «сложные вещи», это ее личная ошибка, ни моя, ни месье Жуффа, ни Фанни Ардан, потом, сбавив обороты, все-таки пригласила ее зайти как-нибудь. Она ничего не поняла, но мне было плевать.

Потом ко мне с лаем подбежал Селестин, за которым ковыляла мадам Ревон, приговаривая:

– Эта собака сведет меня с ума!

Я крикнула ей издали:

– Это хороший знак, мадам Ревон! Если налицо безумие, значит, есть надежда, что еще не все закончилось!

После этого я заперлась у себя и закрыла ставни: мне требовалось действовать.

Туа с удовольствием поглощал корм, который я ему покупала, поглощал с не меньшим энтузиазмом, чем пил молоко из соски (как и мы с вами, Туа – млекопитающее). Но все-таки у меня было некоторое разочарование по поводу снабжения нашего города сельскохозяйственной продукцией: напрасно я искала на рынках листья свеклы, а если верить Лорансу Перну, моему барашку они должны были особенно нравиться. Хуже того, гуляя по отделу огородных культур рынка, я поняла, что там не продают свежую свеклу, пригодную к употреблению в пищу; как сказал продавец, ее требовалось варить примерно девятнадцать часов в кипящей воде. Что касается листьев, их никто никогда не видел, ни продавец, ни поставщики. Возле дома я купила что-то похожее на листья дрока у флориста, убедившего меня, что, раз свекла не растет в маки, значит, Туа больше привык к цветам (я ввела флориста в курс дела). Ангел так же говорил мне, что барашку необходимы древесные волокна, чтобы у него росли хорошие зубы, и эту проблему тоже надо было решить.

Наши первые совместные сорок восемь часов с Туа были наполнены только лаской и нежностью. Признаюсь, я редко испытываю эмоции, вызывающие слезы на глазах, но теперь их было с избытком. Например, когда Туа доверчиво засыпал в моих руках или на кровати, где устраивалась и я. Иногда он неожиданно вскакивал, и его маленькие копытца разрывали подушки. Это было очаровательно!

Когда я начала хлопотать в связи с обрезанием, возникли проблемы.

– Как и что происходит при обрезании? – спросила я ветеринара.

Молчание.

Повторяю вопрос.

– А-ха-ха! Этого вообще не происходит и произойти не может! – ответил он на мою настойчивость.

Было очевидно, он подумал, что я шучу, и пришлось подробно обрисовать ему ситуацию. Экологические пастбища в городе, сказала я, вошли в моду, и я подозреваю, что было бы непрактичным не иметь такое пастбище в Париже. Пока мой Туа один, но, возможно, у меня появятся последователи. Обрезание помогло бы решить многие вопросы. Я серьезно отношусь к этому, и хотя не придерживаюсь какой-то конкретной религии, считаю, что обрезание это все же не колдовство, а потому допустимо.