Пропавший - Мэри Торджуссен

Я полежала еще полчаса, рискуя опоздать, но потом вскочила и начала собираться. Вспомнила свой вид в зеркале и поклялась себе: такое не должно повториться. Больше меня не тошнило, но все равно продолжало мутить. Я чувствовала себя не просто бесконечно усталой, а совершенно не в своей тарелке.

В тот день я сумела справиться с работой, однако по-прежнему не составила список дел, которые нельзя было откладывать, а потому беспокоилась, не забыла ли о чем-нибудь важном. Попросила Сэма задержаться на час после окончания рабочего дня, чтобы помочь мне с документами, необходимыми для совещания на следующее утро. Он согласился, несмотря на то, что сам был очень занят и брал работу на дом, чтобы не нарушать собственный график. Но я знала, что одна не успею, и сама себя ненавидела за это. Мой начальник Джордж уже интересовался, встретив меня в коридоре, все ли со мной в порядке.

– Постарайтесь устроить себе в этом году хороший отпуск, – порекомендовал он. – Поезжайте со своим молодым человеком куда-нибудь в теплые края. Вы вернетесь обновленной и полной энергии.

Я улыбнулась ему так напряженно, что свело лицевые мышцы.

– Так я и сделаю. Непременно, – произнесла я. – Не волнуйтесь за меня.

Вечером меня навестила Кэти. Я предчувствовала, что она обязательно заявится, хотя даже не позвонила предварительно, проверяя, дома ли я. Из окна гостиной я видела, как она остановила машину на моей подъездной дорожке, а потом несколько минут сидела, глядя в пространство. Мой телефон издал сигнал. Я схватила его в надежде, что на связь вышел Мэтт. Но сообщение было от папы:

Тоже очень скучаю по тебе. До скорой встречи.

Я закрыла глаза. Смысл послания стал мне понятен сразу. И, конечно же, буквально через несколько секунд телефон опять начал вибрировать у меня в руке.

Сообщение предназначалось твоей мамочке. Не обращай на него внимания.

Значит, отец снова взялся за старое. Впервые я узнала об этом в тринадцатилетнем возрасте. Закончилась осенняя учебная четверть, и мы ушли из школы намного раньше, чем обычно, – сразу после обеда. Вместе с Кэти сели в автобус, чтобы отправиться в Ливерпуль и заняться поисками подарков на предстоявшее Рождество. Центр города был заполнен людьми, и мы разглядывали витрины магазинов, когда я вдруг заметила отца, шедшего по переулку. Он разговаривал с какой-то женщиной и смеялся. Мне запомнилось, насколько иначе отец вел себя с ней, чем дома.

Я попросила Кэти подождать меня, пообещав вернуться через минуту, и последовала за ним, прячась за спинами какой-то семьи, чтобы, обернувшись, отец не увидел меня. Бросилось в глаза, что женщина держит его за руку. Я призадумалась. Она не может идти сама? Зачем ей держаться за него?

А потом они остановились, он посмотрел на нее сверху вниз, наклонился и поцеловал ее в губы. Я заметила у женщины на пальце обручальное кольцо, когда она положила руку моему отцу на плечо.

И внезапно все стало ясно. Я вернулась к Кэти, которая не обратила внимания на мое отсутствие, и стала слушать, какие вещи ей особенно понравились в витрине большого универмага. Постаралась тоже сосредоточиться на выборе покупок, но больше всего боялась расплакаться. Я же ни о чем не могла ей рассказать. Я никогда не посвящала подругу в подробности жизни нашей семьи.

И теперь воспоминания волной окатили меня, и я уже собралась позвонить отцу, высказать ему все, что думаю о нем, но поняла, что это бессмысленно. Бросив телефон на диван, я вышла к машине Кэти. Она вздрогнула, когда я неожиданно села рядом, и, разглядев мое лицо, достала с заднего сиденья целый пакет бумажных носовых платков.

– Извини, просто задумалась. Мама испекла для тебя торт. Она надеется, что у тебя все хорошо.

– Спасибо. Тебе не следовало волновать ее.

– А она нисколько не волнуется. Ей нравятся кризисные ситуации. – Кэти склонилась, чтобы обнять меня. – Хочешь поужинать со мной?

Я поежилась от ее прикосновения. С тех пор, как пропал Мэтт, у меня возникло ощущение потери какого-то защитного слоя кожи, и потому любой контакт с людьми делался для меня неприятным и заставлял нервничать. Она же прижалась ко мне еще теснее, игнорируя мое сопротивление, и я почувствовала знакомый аромат. Кэти пользовалась духами «Шанс» от Шанель.

Внезапно она отпустила меня и взяла с заднего сиденья две коробки с пиццей. У меня не хватило духа сказать ей, что я уже эту пиццу видеть не могу. Кэти передала коробки мне, а сама достала бутылочки с газированной минеральной водой.

– Спасибо, – кивнула я. – У меня сегодня маковой росинки во рту не было.

Она промолчала, и у меня появилась возможность приглядеться к ней пристальнее. Даже под слоем косметики ее лицо выглядело бледным, а глаза покраснели и распухли.

– А у тебя-то самой все хорошо, Кэти?

– Это все работа, – произнесла она. – Ненавижу свою контору. С нетерпением жду момента, когда смогу уйти оттуда.

А ведь еще и пары месяцев не минуло с тех пор, когда Кэти рассказывала о своей работе в восторженных тонах, расписывала, до чего ей там все нравится и насколько больше денег она станет вскоре получать. Я знала, что она амбициозна. Это черта характера была свойственна ей с ранней юности. И я всегда думала, что если люди вообще способны добиться успеха за счет одной только силы воли, то Кэти доберется до недосягаемых вершин. И понимание этого часто служило для меня самой отличным стимулом трудиться упорнее. Но сейчас складывалось впечатление, что Кэти достигла той точки, когда человек начинает задумываться: а стоит ли овчинка выделки? Причем я знала заранее, что к этому она и придет в конце концов. Что касалось меня самой, то я пребывала в уверенности, что, как только вернется Мэтт, у меня снова все наладится и на работе. Мысль о повышении больше не переполняла меня тем же приятным возбуждением, как раньше. Меня больше интересовали теперь поиски Мэтта, но для Кэти с ее стабильными отношениями в семье не было ничего важнее работы.

Причем она неизменно старалась приуменьшить усилия, которые ей приходилось вкладывать в свой труд. Даже еще сдавая экзамены в школе, могла поклясться чуть ли не именем матери, что совершенно не готовилась дома, но при этом всегда получала отличные оценки. Про себя я никогда не могла сказать того же. Я работала, используя каждую минуту, в страхе потерпеть неудачу, опасаясь, что окружающие увидят, чего я на самом деле стою, как только ослаблю усилия. Кэти получала такие же результаты, как и я, но при этом не без хвастовства заявляла: «Мне просто повезло! Я и минуты не потратила на занятия этим предметом!» Но мы обе знали, что везение здесь ни при чем, и она часами просиживала в своей комнате над учебниками, делая вид, будто страшно занята чем-то другим, что смотрит увлекательные передачи по телевизору или читает «Космополитен». Но мы знали с ней и другое: я бы никогда не стала разоблачать ее ложь.

При этом Кэти была преданной подругой, о какой можно мечтать, всегда готовой прийти на помощь и защитить меня. Часто, выпив вина, мы предавались воспоминаниям о прежних временах. Заводили разговор о мистере Харпере, нашем учителе, который обозлился на меня без всякой причины. Что бы я ни делала, он все объявлял неверным. Весь класс знал это. Однажды я стояла перед ним, и он отчитывал меня, когда Кэти вдруг попросила разрешения выйти. Мистер Харпер велел ей подождать, пока закончит со мной. При этом он не мог не замечать, что ей действительно плохо. Она побледнела, веки опухли, но он заставил ее ждать стоя, доведя меня до слез. Казалось, именно в этом всегда и заключалась цель, к которой учитель стремился, но мы не могли понять, зачем. В тот день, когда у меня снова потекли слезы, он поднял взгляд на Кэти и спросил: «Ну, что там у вас?», словно в его обязанности не входило помогать нам во всем. Она открыла рот, чтобы ответить, но ее тут же стошнило прямо на его стол. Позднее Кэти утверждала, что так наказала учителя за грубое обращение со мной.