Испытание смертью или Железный филателист - Шуммит Датта Гупта

— Так ведь католики уничтожали моих предков точно так же, как русские уничтожали немцев.

— Тиана, ведь ты — историк, — упрекнул Отто. — И как историк должна иметь мнение о фашизме.

— У меня, конечно, есть мнение, но ты хочешь все упростить. Многие государства считают и апартеид фашизмом. А мы всего лишь окультуриваем черных, ведь немцы тоже только пытались окультурить русских.

Отто тяжело вздохнул в ответ, а потом сказал:

— Врач, к которому мы ездили с Джоном на крокодилью ферму, сказал, что смертность среди африканского населения ровно в три раза превышает смертность среди белого населения Йоханнесбурга.

— Так они сами виноваты. Ты бы видел, что они едят. У них даже есть поговорка: «Чем дешевле каша, тем больше живот!» — возразила Тиана.

— А Джон сказал мне, что во время протестов против введения обучения на языке африкаанс погибло больше пяти сотен человек, а в тюрьмах до сих пор сидят шесть тысяч!

— Ты защищаешь дикарей, которые чуть не пристрелили нас с тобой в Блантайре? — удивилась Тиана.

— Те дикари ничего не кричали про африкаанс. Они просто люди, заболевшие войной. Я говорю о тех, кто убит и посажен за то, что хотел учить детей на родном языке.

— На родном языке? Да ты хоть слышал их языки? — скривилась она. — На родных языках они разговаривают, как звери в джунглях! Вот сейчас приедешь в деревню и сам убедишься!

Они подъехали к деревне, когда стемнело. Черные дети окружили машину, начали стучать по ней ладошками и выпрашивать монетку. Тиана предупредила, что давать нельзя ни одному, иначе прибегут еще сто человек, и будут клянчить до утра.

Возле хижин с соломенными крышами оживленно разговаривали женщины. У одной на голове был таз с выстиранным бельем, у другой — корзина с овощами.

Мужчины собрались на лужайке и ожесточенно спорили на своем языке. Все были одеты иначе, чем в городе. Одежда была ярче и проще, а многие и вовсе довольствовались набедренными повязками. За деревней виднелись испаханные поля, а за ними — густые непроходимые дебри тропического леса.

Мальчики постарше проводили Отто и Тиану к хижине колдуна, что стояла в некотором отдалении от остальных. Оттуда вышел подросток, сказал по-английски с жутким акцентом, чтобы ждали, а собравшейся возле белых гостей толпе детей крикнул на своем языке что-то такое, от чего они рассыпались по деревне, как горох.

Отто и Тиана стояли у хижины в тишине, если это, конечно, можно было назвать тишиной. Африканская ночь в деревне возле леса была полна писков, шорохов, шипений, скрежетов, жужжанья и еще бог знает чего.

Отто понимал, что это нормальные звуки для местности, где ползают змеи, огромные мохнатые пауки спускаются с деревьев, как гимнасты на лонже; а летучие мыши — самое безобидное, что может ткнуться в пиджак.

Тиана, подойдя к хижине, превратилась в зомби и вцепилась в руку Отто ладошкой, ледяной от страха, словно колдун обещал зажарить ее и съесть. Последние часы дороги она могла говорить только о том, что колдун поможет узнать о месте пребывания Гидона. И это либо заставит искать его, либо наконец даст возможность почувствовать себя свободной.

Отто уже почти привык, что африканцы живут рядом с духами, как с родственниками. Духи с успехом замещают им государство, власть, медицину, защиту от несправедливости и источники информации. И приход христианства просто трансформировал отношения с духами в новые формы.

Ему рассказали, что белые государственные чиновники всех уровней ездят к колдунам, и те с помощью магических костей вызывают голоса пращуров из давно ушедших времен, чтобы получить у них советы для принятия решений в политике и бизнесе.

Что все население ЮАР в душе язычники и привыкло слушаться духов до такой степени, что своего колдуна имеет даже каждая футбольная команда.

Все это казалось бы смешным торговцу химчистками, если бы не призрак Чаки, периодически всплывающий на радужке глаза и словно пытающийся что-то сказать.

Отто слышал от местных о сложных отношениях духов с бывшими друзьями и врагами. Но он был туристом-коммивояжером и подозревал, что дух Чаки скорее всего ошибся, размениваясь на общение с ним. Никто ведь не утверждал, что духи никогда не ошибаются.

Отто и Тиана по-прежнему молчали. Грудь Тианы вздымалась от взволнованного дыхания под модным розовым платьем с белой отделкой. Прошло минут десять, подросток вышел из хижины и вынес большую глиняную миску с водой.

— Помой руки! — грубо сказал подросток и ткнул пальцем в Тиану.

Та бросила молящий взгляд на Отто, но повиновалась. Пальцы у нее дрожали.

— Я пойду с ней, — сказал Отто голосом, не предполагающим отказа.

Мальчик промолчал в ответ и показал жестом, чтобы шли за ним.

В просторной хижине посреди странных предметов охотничьего происхождения на полу сидел огромный пожилой черный мужчина. Под потолком висела лампа, сильно пахло керосином и травяным варевом.

Полуголый хозяин был в амулетах, перьях, кусках шкур, но рассмотреть все это великолепие не давал полумрак. Отто хотел сравнить его обмундирование с нарядом духа Чаки, но замер от ощущения, что колдун читает его мысли.

Это было странное ощущение, примерно, как когда у тебя в темноте шарят по карманам, а ты не можешь схватить вора за руку.

Колдун что-то сказал утробным басом, и подросток перевел Тиане:

— Вуусани говорит, часы и все из твоего мира, будут мешать… Вуусани говорит, ты забыла в городе, как слушать природу и духов предков, они укажут путь… Отдай часы… Все отдай…

Подросток показал пальцем на Отто, а потом на кольца и бусы Тианы. И она начала расстегивать непослушными пальцами ремешок часов, стягивать кольца, снимать бусы.

Вуусани снова что-то буркнул, подросток поднес Тиане горшок с травяным отваром, она начала послушно пить, захлебываясь и кашляя.

Только тут Отто заметил в углу хижины еще двух пожилых черных людей, но из-за темноты даже не смог определить их пола. Перед каждым из них светлел круг барабана, на котором лежали худые черные старческие руки.

Тиана допила, протянула горшок подростку, и он показал рукой на циновку. Она с готовностью легла на спину возле ног колдуна, а тот заговорил недовольным басом.

— Вуусани не любит иностранцев, — перевел подросток. — Вуусани говорит, ты тоже колдун.

— Я колдун, — смущенно отшутился Отто. — И колдую для одежды. Могу сделать из грязной чистую.

— Вуусани говорит, ты не тот, за кого себя выдаешь…

Тиана вскинула на него и без того безумные глаза, и Отто попытался успокоить ее и колдуна:

— Он прав. В душе я художник, а не торговец.

— Вуусани говорит, уйди из хижины прочь. — Парень махнул рукой.

И было непонятно: достаточно выйти из хижины, или нужно отойти на какое-то известное только хозяину расстояние.