Тяжелый понедельник - Санджай Гупта

Моей красивой жене Ребекке и нашим троим чудесным дочерям — Сейдж, Скай и Солейл. Учитесь новому всю жизнь и будьте мудрыми и терпеливыми учителями. Помните одну истину: все замечайте, на многое закрывайте глаза, немногое поправляйте.

Всем врачам, которые постоянно совершенствуют медицинскую практику.

Личному составу и медицинскому факультету Мичиганского университета и резидентам больницы Челси.

И наконец, доктору Джулиан Т. Хофф. Я задумал написать эту книгу много лет назад, когда вы взяли на себя обязательство обучать меня. Спасибо за все уроки в операционной и вне ее стен.

Парамедики[1]с шумом проскочили через вращающиеся стеклянные двери приемного отделения. Одетые в синие комбинезоны с яркими эмблемами на правом нагрудном кармане, они быстро двигались в своих высоких черных ботинках. На решительных молодых лицах виднелись следы копоти. По-видимому, там, откуда они только что приехали, был дым и огонь. Они толкали вперед каталку с женщиной, завернутой в кокон из серебристой, отражающей свет ткани. Полиэтиленовый мешок, соединенный трубкой с введенным в вену катетером, болтался на металлическом стержне в такт движениям. Из мешка капала в вену прозрачная жидкость. Санитары быстро вывезли каталку на середину приемного отделения скорой помощи.

Если посмотреть на помещение сверху, то становилось понятным, что оно было спланировано с большой изобретательностью. Все пространство приемной делилось на центральную площадку и примыкавшие к ней палаты, расположенные, как спицы вокруг ступицы колеса. По палатам больных располагали соответственно тяжести состояния — чем хуже, тем ближе к площадке. Женщину выкатили в самый центр.

— Попытка самоубийства. Женщина врезалась на полном ходу в телефонный столб. — Громкий голос парамедика перекрыл голоса врачей и сестер, стоны больных, детский плач, сигналы мониторов и звук телевизора, работавшего в соседнем зале ожидания.

Доктор Джордж Виллануэва жил и работал в самом центре отделения экстренной помощи. Он обратил внимание на женщину сразу, еще до того, как парамедик начал о ней рассказывать. Расположился Виллануэва на стуле, который с трудом вмещал его громадное, как у Гаргантюа, тело. Он производил впечатление слона, сидящего посреди цирковой арены, или гигантской звезды в центре Солнечной системы. Собственно, на пациентку доктор воззрился сразу же, как только ее маленький, хрупкий, укутанный в ткань силуэт возник в отделении. Со своего наблюдательного пункта Виллануэва сразу заметил, что на лице, стиснутом жестким пластиковым воротником, нет ни единой морщины. Лет двадцать пять, не больше. Лицо бледное, губы слегка синюшны. Нос, казалось, был разбит от удара о подушку безопасности: от переносицы в обе стороны протянулись темные синяки. «Симптом очков», — подумал Виллануэва. Значит, скорее всего перелом основания черепа. Он посчитал скорость падения капель. «Слишком медленно». Парамедик несколько раз сжал дыхательный мешок, соединенный с интубационной трубкой, вставленной в трахею больной, закачивая воздух в ее легкие.

— Слишком медленно, — буркнул Виллануэва. — Травма, бокс восемь, — крикнул он, жестом направляя санитаров с каталкой в отсек вблизи центра отделения. Маленькие карие глаза врача впились в больную, массивная, размером с добрый арбуз, голова на мощном торсе повернулась, как голова чудовища из пластилиновой анимации. Пока мимо него провозили каталку, Виллануэва продолжал сосредоточенно думать. Он заметил, что глаза женщины открыты, но смотрят — хотя это было не очень заметно — в разные стороны и один зрачок немного больше другого. Обе руки слабо шевелятся под серебристым одеялом. Потом перевел взгляд на мешок, соединенный с катетером, введенным в мочевой пузырь. Мешок был почти пуст. Сердце билось очень часто. Виллануэва насчитал сто двадцать четыре удара в минуту.

— Так что, говорите, с ней случилось? — обратился он к парамедикам.

— Пыталась расплющить свой «камри» о телефонный столб. Никаких следов торможения. Она даже не пыталась остановиться. Несомненно, попытка самоубийства, — без запинки ответил молодой парень. Со лба его капал пот.

— Стопудово, — согласился Виллануэва. Он сбросил свои триста пятьдесят фунтов со стула и догнал почти бежавших парамедиков. Двигался Виллануэва с поразительной для такого массивного мужчины грацией и быстротой. В нем еще чувствовалась реакция второго защитника команды Мичиганского университета. Было такое впечатление, что он несется с мячом по полю. Виллануэва четыре года продержался в профессиональном футболе, прежде чем его вес в двести семьдесят пять фунтов не оказался слишком субтильным для нападающего. Когда он покинул лигу, даже в школьных командах в этой роли выступали юнцы весом не меньше трехсот фунтов. Конечно, теперь по весу Виллануэва вполне годился для игр в Национальной футбольной лиге. Но теперь вместо шлема и наколенников он носил операционную форму двадцатого размера, с трудом вмещавшую его могучие телеса, которые сильно раздались за двадцать два года, что он не играл в футбол. Форма часто расходилась на животе, не выдерживая натиска. Штаны были так тесны, что многие медсестры находили такую одежду непристойной. Из приличия Виллануэва обычно надевал белый халат — единственную одежду, которая скрадывала его лишний вес. Но сегодня, после реанимации какого-то больного, его забрызганный кровью, смятый халат уже несколько часов валялся в одной из травматологических палат.

Пока женщину перекладывали с каталки, Виллануэва и медсестра отделения уже стояли у стола. Виллануэва потянулся вперед, поправил ортопедический воротник на шее женщины, а потом взглянул на медсестру:

— Прибавь кислород, увеличь объем вентиляции и темп введения раствора, вызови нейрохирурга. Это никакое не самоубийство. У этой женщины в голове взорвалась бомба. Не бездельничай, поворачивайся!

Медсестра хотела было сказать, что она вовсе не бездельничает, но потом передумала и повернула клапан, увеличив поток чистого кислорода в дыхательные пути.

Парамедики переглянулись и покачали головами, в очередной раз подивившись ловкому трюку своего любимого фокусника. Потом они направились к выходу, тяжело переступая в своих высоких черных ботинках и прислушиваясь к сигналам раций.

Мгновенные, импульсивные диагнозы Виллануэвы были легендой Центральной больницы Челси. За быстрое мышление и живость движений доктор Виллануэва заслужил прозвище Эль Гато Гранде — Большой Кот. Или просто Гато. Доктор Джордж Виллануэва очень плохо говорил по-испански, а на имя Хорхе, данное ему при крещении, перестал отзываться еще в первом классе школы. Но прозвище Гато Гранде прилипло к нему прочно.