Как я год жила по Библии - Рейчел Хелд Эванс

Я читала и не верила своим глазам. Выходит, в иудейской культуре Притч 31 заучивают наизусть не женщины, а мужчины? Учат – а потом декламируют или даже поют своим женам за ужином в шаббат, чтобы воздать им честь и хвалу?

«Эшет хайиль ми йимца верахок мипниним михра», – воспевают они перед гостями и собственными детьми. «Кто найдет доблестную жену? Цена ее выше жемчугов».

«Эшет хайиль» – не награда, а благословение. Не то, что надо заслужить, а то, что дается каждой из нас, без условий и без торгов.

– По-нашему это все равно что: «Молодчина! Смелее! У тебя все получится!» – объясняла я в тот же вечер за ужином Дэну, лучась праведной гордостью человека, выучившего сразу два иностранных слова.

– Как-как, повтори-ка еще раз? – переспросил он.

– «Э-шет-хай-иль», – повторила я с неистребимым южным акцентом и такой же несгибаемой самоуверенностью. – «Х» горловое, слышишь? Вот так!

– Ладно, я все равно не запомню, – ответил он. – И что это значит?

– «Доблестная женщина».

– Так это про тебя! – воскликнул Дэн. – Доблестная женщина – это ты и есть!

От этих слов у меня сладко сжалось сердце – и сжималось еще не раз, когда среди серых будней я слышала от Дэна эту новую похвалу. Когда реклама у меня в блоге наконец начала приносить прибыль, Дэн оторвался от своего компьютера, улыбнулся мне и сказал: «Доблестная женщина!» Когда я наконец решилась вымыть туалет для гостей, он дал мне «пять» и воскликнул: «О, доблестная женщина!» И когда после долгого трудного дня я перешагнула порог родного дома с замороженной пиццей в руках, чувствуя, что готовить сейчас просто не смогу, он заключил меня в объятия и воскликнул с неподдельной радостью: «Пицца? Ты моя доблестная женщина!»

Поразительно, как может преобразить брак одна-единственная стихотворная строка!

Ахава рассказала мне, что этими словами подбадривают друг друга и женщины – так что я начала использовать их с родными, друзьями и читателями. И знаете что? Это работает! Когда лекарство, изобретенное Тиффани, получило аккредитацию, я поздравила ее сердечным: «Эшет хайиль!» Когда Аманда, обойдя примерно миллион других кандидатов, получила работу в Северной Каролине, о которой давно мечтала, я позвонила ей и радостно завопила в трубку: «О, доблестная женщина!» Когда моя знакомая, блогер, решилась выступить по телевидению и рассказать о насилии над детьми в фундаменталистских церквях, я отправила ей мейл с заголовком: «Эшет хайиль!» А узнав, что Нобелевскую премию мира получили три женщины, написала об этом у себя в блоге под заглавием: «Познакомьтесь с тремя доблестными женами».

Скоро я услышала, как подруги и знакомые поздравляют друг дружку этими словами в ответ на известия о беременности, повышении по службе, завершенном проекте или окончании лечения от рака. Эти слова начали попадаться в твитах и в фейсбучных постах. Читатели присылали мне ссылки на десятки статей о доблестных женщинах по всему миру: тех, что строили детские больницы в Африке, открывали кассы взаимопомощи в Индии, избирались на государственные должности в Афганистане, организовывали протесты в Египте. Никогда прежде я не задумывалась о том, сколько мужества и отваги требуется многим и многим женщинам в повседневной жизни. Одна знакомая даже сказала, что хочет сделать татуировку «Эшет хайиль»!

Осознав, какой силой и мощью обладает это древнее благословение, я поняла: пора нам, христианкам, вернуть Притч 31 себе. Как случилось, что мы отдали эти чудесные стихи в чужие руки? С какой стати позволили обратить их против нас, превратить в некий недостижимый образец, к которому обречены вечно тянуться и вечно не досягать? Как вышло, что похвала нам превратилась в упрек, а восхищение – в техзадание?

Если верить Ахаве, женщина из Книги Притч – не идеал, существующий «где-то там»: она живет в каждой из нас, когда мы – пусть даже в самом малом – проявляем доблесть.

Я так надеялась, что до этого не дойдет!

Но третья неделя января подходила к концу, а у меня так и не было ни платья, ни подушки, ни пояса, ни шарфа. Выхода не оставалось: пришлось, стиснув зубы, обратиться к крайнему средству, к последнему прибежищу в отчаянии, к тому, чего всякая женщина более всего на свете страшится и стремится избежать: позвать на помощь.

Даже женщина из Притч 31 не все делала сама. Согласно стиху 15, эта доблестная жена раздавала не только пищу домашним, но и «урочное служанкам своим». Служанок у меня не было; вместо этого я пригласила всех желающих на «Швейную/вязальную вечеринку», пообещав в обмен на их труд «угощение, старозаветные женские посиделки и мою вечную благодарность». Участниц я пригласила приехать в субботу в любое время, с десяти утра до девяти вечера, и помочь мне «с неоконченными швейными проектами». О том, что им предстоит заменить служанок, я не упомянула; умолчала и о том, что «неоконченные» в данном случае – стыдливый эвфемизм для «практически не начатые». На приглашение откликнулись пятнадцать добрых душ, от соседок и читательниц моего блога до наших церковных матрон, чьи таланты по части кройки и шитья вошли в легенды. Я вдруг с изумлением осознала, что вокруг немало людей, которым нравится шить и вязать!

Утром в субботу я поднялась пораньше, чтобы испечь для гостей кексы с земляничным мороженым. И не прогадала: первые гости появились у дверей уже в половине десятого. Многие привезли с собой швейные машинки, принесли ткань и швейные принадлежности. Дарлин, очаровательная дама лет шестидесяти с лишним – опыта в шитье у нее было больше, чем у всех нас, вместе взятых, – приехала с изумрудно-зеленым Singer Featherweight, и этот ее «Зингер-перышко» даже на мой неискушенный взгляд был шедевром инженерного искусства. За ней явилась Бетти, наш церковный матриарх: святая женщина, из тех, что медленны на суд, но скоры на сочувствие и помощь. Думаю, нет в Дейтоне семьи, которой Бетти не оказала бы какого-нибудь благодеяния (она практически организовала свадьбу моей сестры, и совершенно бесплатно), – однако рядом с ней никто не чувствует себя должником.

Мама – она в порыве жертвенной любви зашла ко мне накануне, чтобы помочь вырезать выкройку для пурпурного платья – пришла вскоре после Бетти, вместе с Джен, Дейной, Кристиной, моей подругой Робин и ее бабушкой. Немного неловко принимать гостей, большинство из которых по возрасту годятся мне в матери! Но скоро все перезнакомились, сошлись, и гостиная наполнилась смехом, болтовней и нескончаемым стрекотом швейных машинок. Мама и Бетти за большим столом трудились над платьем, Дарлин и Дейна за складным столиком – над подушкой. Кристина вязала, Джен шила вручную, Робин и ее бабушка гладили. А я в основном пряталась на кухне.