Расколотый разум - Элис Лаплант

Но потом как прыжок вниз головой, как падение в ад. Я искала Джеймса, а он исчез. Я искала в кухне, в гостиной, столовой, даже в туалет постучалась. Джеймса нет.

Вдруг в комнате становится слишком людно, слишком жарко. Я открываю переднюю дверь и выбегаю на крыльцо, в прохладный воздух майского вечера. А потом я слышу резкие голоса. Питер и Аманда. Они так поглощены друг другом, что не замечают меня.

– Ты перешла все границы, – говорит Питер тихо, но очевидно, что он в ярости.

– Но я ничего не сделала… – Голос Аманды спокоен и тверд.

– Ничего? Ты всегда ничего не делаешь. Всегда. А сейчас лжешь. На пороге такого низкого поступка. Как я и сказал, ты перешла границы.

Луна была достаточно яркой, чтобы я видела их лица. Оба так и светятся правотой. Битва двух ангелов мести.

– Пора Джеймсу было узнать, время понять, что в его небольшой семейке есть свои странности, свое… неприятное прошлое. Что у него в гнезде лежит яйцо кукушки. Что он рогоносец. Что не он один ходил налево. Он держал Фиону за руку. Шутил, как она меняется, как она не похожа на него самого. Это была самая подходящая возможность, именно такой я и ждала. Возможность, которую нельзя было упускать. Правда должна была выйти наружу.

– А ты была просто орудием этой правды?

– Я ничего не сказала. Я просто посмотрела. Всего один взгляд. Это все, что нужно было Джеймсу. Девяносто процентов вероятность, что он был здесь. И как мог не быть?

– То есть ты лгала, когда говорила, что ничего не знаешь.

Питеру было сложно управлять своим голосом и дыханием. Никогда его таким не видела. Обычно его так сложно вывести из себя, прямо спящий гигант.

– Я никогда не лгу. Я ведь не сказала ни слова. Ни слова. Так что нет. Я никогда не лгу.

– Кроме крайних случаев, это правда.

– Что это еще значит?

– Когда это важно для тебя самой, когда приходится защищаться от недопустимых последствий, ты похожа на нас, простых смертных.

– Скажи хоть раз, когда я солгала. Всего раз. Не тот, о котором мы сейчас говорим.

– Придется вернуться на пятьдесят лет назад. Но это было, а у меня долгая память. – Питер теперь говорил спокойно, подбирая слова. – Тест по философии в 1966 году.

Молчание. Аманда не шелохнулась. Я слышу лишь шум машин, летящих по улице Фуллертон.

– Как ты об этом узнал?

– Я был научным ассистентом профессора Грендалла. Ждал снаружи его офиса. Дверь была полуоткрыта. А ты все отрицала. Что ты сжульничала, списала. То есть ты лгала.

– Конечно же. Это было необходимо.

– А потом, после твоего ухода, профессор Грендалл вышел, увидел меня, покачал головой и сказал: «Какая женщина. Какая жесткость. Далеко пойдет».

– А ты что ответил?

– Осторожнее. Вы говорите о моей будущей жене.

– То есть когда ты меня нагнал во дворе в том году?

– Я уже все решил.

Снова тишина. Аманда отступила на шаг, положила руку на ограду, окружавшую садик, и обхватила пальцами одну из железных пик.

– Что же. Ты точно знаешь, как победить в споре.

– Мне не нужна была победа.

Мы с Питером снова расслабляемся. Его плечи опускаются, он запускает руку в волосы и треплет их – жест умиротворения, который он использует с Амандой.

– Тебе она никогда не нужна. – Я видела, как ее пальцы отпускают ограду. Она тоже поднесла руку к голове, как будто бы та болела.

– Так зачем ты это сделала? – спросил Питер. – Заставила его осознать его сомнительное отцовство. И единственную измену Дженнифер, о чем все остальные знали уже девять лет. Как я уже говорил, ты не станешь врать не в крайнем случае. Что происходит?

И снова ничего, кроме шума дороги. Питер теперь говорит медленнее, тщательно все взвешивая.

– Вечеринка. Это как-то связано с вечеринкой. Но как? Мы празднуем – повод хороший. И чествуем твою лучшую подругу. Ты помогала Джеймсу все организовать. И она прошла восхитительно. Я редко вижу Дженнифер такой довольной. Ей так сложно угодить. А у тебя получилось. Ты должна была это заметить. Дженнифер и Джеймс нежничают на публике. Марк так гордится своей матерью, это вообще чудо в его-то возрасте. Фиона совершает отчаянные вылазки в толпу, а потом бежит обратно к родителям, в безопасный уголок. Так что?

Аманда была непреклонна. Она не собиралась ему помогать.

Питер перестал трогать волосы, рука так и осталась на затылке. Поднял другую руку и протянул ее к Аманде. Сначала рука была прямой, а в последнюю секунду вдруг сжалась в кулак.

– Так вот в чем дело, разве нет. Слишком много счастья. Ты завидуешь. Она же приходит к тебе, только если что-то случится.

И в эту секунду я тихо развернулась и пошла обратно в дом, к теплу и свету. Джеймса было не видать. Я улыбалась и кивала, пока мышцы лица и шеи не заныли, пока не ушел последний гость. Я уложила Фиону в кровать и поцеловала на ночь Марка. А потом до утра пролежала в своей кровати, не сомкнув глаз.

На следующий день Джеймс отказался идти в парк со мной и Фионой. Он повел Марка в зоопарк. Отверг мысль о семейном ужине и пошел с Марком в «Макдоналдс». Целый месяц он проглатывал слова каждый раз, когда я обращалась к нему. В постели он поворачивался ко мне спиной. Подставлял щеку Фионе, которая хотела поцеловать его перед сном.

А потом, через месяц или около того, все прошло. Так всегда бывает между мной и Джеймсом. Ты узнаешь, скорбишь, прощаешь или хотя бы смиряешься. Вот почему мы справляемся. Вот как мы все это выносим.

Секрет счастливого брака не в честности, не в прощении, а в принятии чужого права на ошибку. И в уважении права твоего партнера на выбор, о котором никто из вас не будет жалеть, потому что он верный. Поэтому я никогда не извинялась.

Так это все и осталось невысказанным между нами, с одним только «но». Это не смогло срубить древо нашего брака. Но – сломалась крепкая ветвь, какой уже было не отрастить.

Марк и Фиона, конечно, чувствовали это. И вели себя совсем как дети. Марк был мрачен и грубил Джеймсу. Меня он наказал тем, что отдалился. Но Фиона – для нее все было сложнее. Она хотела сидеть между нами, пока мы смотрим телевизор, держа обоих за руки, будто бы она была проводником. Но чего? Привязанность оставалась. Наслаждение компанией друг друга чуть снизилось. Но уважение – вот что было проблемой. В речи Джеймса теперь появился оттенок презрения, в объятиях – грубость. В постели он стал требовательным и агрессивным. И это необязательно плохо. Но Фиона очень тяжело перенесла изменения в нашей жизни. Ее швыряло от попыток примирения до вспышек гнева. Когда она была хорошей, она была очень хорошей. Но были и приступы. Слишком ранние, чтобы винить во всем переходный возраст. Хоть она и стала почти уже подростком, приступы становились все сильнее. Она проводила много времени с Амандой. Когда я не находила ее в спальне или в гостиной, я шла к третьему дому вниз по улице за ней. Аманда стояла у двери, махала, одновременно здороваясь и прощаясь. Фиона, непокорная и упрямая незнакомка. А потом, спустя часы за закрытой дверью, появлялась другая Фиона, предлагавшая помыть посуду или помочь Марку с математикой.