В поисках построения общего языкознания как диалектической системы - Алексей Федорович Лосев

с разнообразными пониманиями функции, можно рекомендовать статью Н.Д. Арутюновой[152], где характеризуются такие функции языка, как коммуникативная, репрезентативная, экспрессивная, апеллятивная, а также референтная (номинативная, денотативная, когнитивная), эмотивная, магическая, фатическая, металингвистическая, поэтическая и др. Л.Е. Веденина[153] различает авторов, по которым функция есть внутрисистемное отношение лингвистических единиц, и авторов, у которых функция есть отношение лингвистических систем и их манифестаций внеязыковой реальности. К первым Л.Е. Веденина относит традиционную грамматику, глоссематику и генеративную трансформационную теории, ко вторым – Пражскую школу. Г.В. Воронкова также дает представление о разнообразии современных пониманий функции перечисляя некоторых исторических предшественников[154].

Изучая все эти бесчисленно разнообразные понимания языковой функции, мы, конечно, получаем огромную пользу. Но не надо забывать только одного: лингвистическая функция не есть просто роль или деятельность того или другого языкового элемента. Т.П. Ломтев прекрасно писал:

«Дифференциальная функция фонемы – это не роль, не назначение фонемы, а сама фонема в одном из ее свойств. Дифференциальная функция данной фонемы есть некоторое множество ее дифференциальных элементов. Множество дифференциальных элементов фонемы формируется при постановке данной фонемы в соответствии с другой фонемой»[155].

Функция фонемы есть, таким образом, не что иное, как сама эта фонема, но только взятая в аспекте своих смысловых манифестаций.

е) Ко всему предыдущему необходимо добавить, что кроме термина функция в родственном смысле всегда существовали и другие термины, которые не нашли для себя достаточного места в фонологии. Таковы термины: «форма», «акт», «интенция», «энергия» и «энтелехия» в аристотелевском смысле; «идея» и «эйдос» в платонической литературе; а также в чисто феноменологическом смысле у Э. Гуссерля «идеирующая абстракция»; «коммуникация» в смысле Ясперса, «символ»[156], «знак», «герменейя» (истолкование, интерпретация)[157]. Сопоставление терминов «функция», «порождение», «оппозиция», «дистрибуция», а также логическую и математическую природу функции находим у Ю.С. Степанова[158].

Из всех такого рода терминов некоторое распространение в фонемной литературе получил термин «модель».

Итак, в пределах четвертой фонемной тенденции фонема есть смысловая функция звука, когда эта функция, во-первых, смысловым образом формирует субстанцию звука, а, во-вторых, сама возникает как смысловой атрибут этой субстанции. Ясно, что так понимаемая функция тоже есть своего рода субстанция, но уже совсем не перцептивная, а исключительно смыслоразличительная, смысловая, сигнификативная.

Пятая тенденция – моделирующая.

а) Именно эта тенденция многими привлекается потому, что ни типическая общность ряда звучаний, ни структурная общность не могут рассматриваться в отрыве от контекстных звучаний. Эта структурная общность определяет собою все характерные для нее частности, является для них моделью, или законом. Такую методологическую тенденцию при построении понятия фонемы можно назвать моделирующей, или – структурно-моделирующей тенденцией. Для диалектики это является простейшим и очевиднейшим фактом: общность и частность исключают всякую малейшую возможность метафизического дуализма, так что общность есть закон для появления индивидуального, его смысловой образец и модель, а все индивидуальное есть только проявление соответствующей общности.

Критику этого антимоделирующего дуализма в отношении теории гиперфонемы в прекрасной и отчетливой форме дает М.В. Панов. Он пишет:

«Когда-то, в 40-е годы, понятие „гиперфонема“ подозревали в том, что оно есть проявление агностицизма в науке: признав, что в слове собака есть гиперфонема |a/o|, мы будто бы утверждаем, что фонемная суть этой единицы непознаваема (ведь мы не можем решить, |а| здесь или |о|). Это обвинение необоснованно. Оно говорит только о философской неосведомленности тех, кто его выдвигает и поддерживает»[159].

Действительно, для подобного рода критиков звуки существуют, а отношения между звуками не существуют и даже непознаваемы, или звуки существуют, а их взаимное влияние не существует, или звуки имеют свой смысл именно как звуков, а самый этот общий смысл звуков и, следовательно, позиционная оригинальность звуков, выходит дело, не существует, бессмысленна, и даже непознаваема. Опровергать подобного рода суждения мы не станем. Тем более потому, что сейчас мы как раз и говорили о существенной связи фонемы и ее аллофонов, когда фонема выступала у нас как моделирующий принцип.

б) Между прочим, имеется одно очевиднейшее доказательство неперцептивного характера фонемы, которая не произносится, но мыслится, и не есть звук в его вещественной данности, но невещественный смысл вещественного звука. Именно, фонеме может соответствовать не только определенного рода позиционное звучание, но и полное отсутствие всякого такого звучания. Когда мы говорим честь, месть, кость, то фонема т представлена здесь вполне чувственно, вполне вещественно, вполне перцептивно. Но когда мы говорим честный, лестный, костный, то в этих случаях мы никакого т здесь не произносим, а произносим чесный, лесный, косный. Спрашивается: неужели в этих случаях т целиком отсутствует? Оно, конечно, здесь присутствует, но присутствует не перцептивно, а сигнификативно. Оно здесь не произносится, но предполагается, мыслится. И это очевидно уже из одного того, что, если бы этот звук целиком отсутствовал и не предполагался даже мысленно, то произношение косный было бы двусмысленно, поскольку здесь предполагается не только кость, но и косность. Другими словами, фонема в данном случае определяет собою не только разные перцептивные звучания тех или иных позиционных аллофонов, но содержит в себе возможность и нулевого звучания[160]. Здесь воочию видно, что фонема, если не целиком, то, во всяком случае, в одном своем аспекте является нулевой значимостью. Но мы уже знаем, что всякая фонема вообще, даже и при наличии соответствующих ей перцептивных аллофонов, все равно в перцептивном смысле есть нуль. Она не просто «есть», но прежде всего «значит», а значение звука само по себе не есть звук, а только его смыслоразличительный признак, его смыслоразличительная значимость.

Итак, в пределах пятой фонемной тенденции фонема есть смысловая модель звука, в конститутивном реализме которой не может быть и тени никакого сомнения[161].

Шестая тенденция – это общесемантическая.

а) Семантика была и на стадии простой феноменологии звука. Но там ее смыслоразличительная сущность ограничивалась только отдельными звуками. Однако совершенно ясно, что звуки языка – это не просто звуки, но такие звуки, которые сначала что-нибудь различают, а потом и тут же обозначают, но обозначают не только просто самих же себя. Ведь звуки языка и речи обслуживают всю обширную область человеческого общения, всю область разумно-жизненного общения людей. Но тогда звуки отличаются один от другого не просто своими звуковыми качествами, но и своей семантической нагрузкой.

Такая семантическая нагрузка может возникать в результате функционирования целых слогов, или морфов, корней слов, цельных слов и даже грамматических конструкций. Чаще всего говорили о морфологическом смысле звуков. Но, конечно, можно и нужно говорить также и о лексической и грамматической сущности звука. Достаточно