Черные шляпы - Патрик Калхэйн

— Мистер Йель желает предложить тебе хорошую сумму денег за этот хранящийся продукт, — наконец сказал он Джонни. — Изрядную сумму. По-христиански. И даже сделает тебе значительную скидку, когда станет продавать тебе этот товар обратно.

— И зачем бы мне это делать?

— Хороший бизнес. Хороший бизнес. Имея продукта на годы вперед, нельзя забывать об обстоятельствах.

— Обстоятельствах?

— Таких, как, например, что будет, если продукт со временем испортится? Ты же подаешь здесь пиво в бутылках, да? Виски и прочее выдержит испытание временем, но пиво — как молоко. Ему не надо даже проливаться, чтобы испортиться.

Теперь Джонни кивнул и начал говорить более дружественным тоном:

— Вы правы. Мой запас пива исчерпается в течение шести месяцев. Мне потребуется новый поставщик, и я готов поговорить с вами и мистером Йелем насчет этого.

Уайатт с Бэтом переглянулись. Они поняли, что это — именно та «косточка», о которой говорил Джонни.

Но Капоне покачал головой, махнув пухлой рукой с зажатой между пальцами сигарой, которая наполняла воздух синим дымом.

— Только пиво — не пойдет, Джонни. Нет, сэр. Сам понимаешь, мы можем быть реальной занозой и начать подминать под себя кабаки, когда переправимся через реку.

— Возможно, Арнольд Ротштайн, — жестко перебил его Джонни, — и его хорошие друзья не обрадуются, увидев это.

— На хрен Арнольда Ротштайна. Ротштайн — игрок и пусть возится со своими картами, — сказал Капоне, наклонившись вперед, и кожаное кресло, в котором до этого сидел Уайатт, застонало, как кавалерийский офицер под пытками индейцев. — Нам неинтересна роль распространителей. Мы работаем только оптом. И если ты не продашь товар нам и не будешь потом покупать его у нас, возникнут долбаные неприятности, оптом. Капишь? Это значит «понимаешь». Понимаешь?

Капоне раздавил едва раскуренную сигару в стеклянной пепельнице, стоявшей на столе. Такая растрата денег должна была подчеркнуть всю степень его агрессивности.

Джонни вежливо поднял руку.

— Мистер Капоне, я рассмотрю ваше предложение. А сейчас у меня есть клуб, которым надо руководить. Добро пожаловать вниз, садитесь за столик и посмотрите наше шоу. Если будете вести себя, как следует.

Капоне выскочил из кресла, словно ядро из пушки. Он поставил руки на стол и наклонил свое пухлое цветущее лицо вплотную к бледному лицу Джонни.

— Ты хочешь сказать, что мы нецивилизованны, мистер Йель и я?! — заорал он.

Уайатта ошеломило, сколь быстро среагировал Бэт.

Будто позабыв о своей хромоте, бульдог Бартоломью внезапно оказался позади кресла, с которого вскочил Капоне, и мгновенно ткнул маленькое дуло револьвера между складками на толстой шее громилы.

— Тебе и твоим ребятам пора идти, — сказал Бэт.

Двое подручных ринулись вперед.

Уайатт взял на себя того, что был к нему поближе, треснув бандита под колено, еще не до конца встав с дивана. У парня — а это был лысый — словно мир ушел из-под ног. Уайатт опустился на колено и быстро вытащил из его наплечных кобур оба револьвера, тут же наставив их на кудрявого, который еще не успел вытащить свое оружие.

— Согласен. Вам, парни, надо поторапливаться, — заявил он, медленно вставая.

Джонни тоже выхватил револьвер из ящика стола, и веселая троица — сын Дока Холидэя, Бэт Мастерсон и Уайатт Эрп — погнали троих бруклинских гостей через главный вход, которым столь редко пользовались. Уайатт держал в руке только один из двух отнятых у них револьверов, второй он заткнул за пояс, решив, что два револьвера — чересчур, слишком смахивает на шоу.

Они проявили значительную сдержанность, не дав ни одному из гостей пинка под зад, когда те стали спускаться на тротуар по лестнице из восьми ступенек.

— Вы круто облажались, — зло бросил им Капоне, обернувшись.

Это, похоже, было адресовано всем, но первым ответил Уайатт:

— Возможно, да, — сказал он, наставляя револьвер на голову Капоне, огромную, как тыква с Хэллоуина. — Еще не поздно тебя пристрелить.

И тут все трое громил припустились бежать по ночной улице, едва не врезавшись в несколько парочек, прогуливавшихся по тротуару поблизости от кабака.

Изнутри на происходящее смотрели несколько ужинавших посетителей, которые видели, как непрошеных гостей вывели под дулами револьверов. Они толклись и шептались между собой, широко раскрыв глаза от удивления. Два официанта среди них тоже выглядели ошеломленными.

— Не о чем беспокоиться, народ, — успокоил всех Джонни, затыкая револьвер (маленькую никелированную штучку с перламутровой рукоятью) в карман пиджака. — Идите, ваши блюда ждут вас.

Затем хозяин повел Уайатта и Бэта обратно в свой кабинет.

— Теперь ты понимаешь, о чем я говорил, — шепнул Бэт Уайатту, когда они усаживались в кожаные кресла, а Джонни возвращался на свое место за столом. — Видишь, почему мать этого мальчика хотела, чтобы ты уговорил его?

— Я действительно хочу уговорить его, — сказал Уайатт Бэту успокаивающе. Затем он повернулся к сыну Дока.

— Джонни, ты не думал слегка развернуть здесь игорный бизнес? — спросил он.

Бэт закрыл лицо руками.

— У тебя здесь куча свободного места, — продолжал Уайатт. — Эта передняя комната, музыкальная, можно начать с того, что поставить игровой стол там. Фараон, покер. Куча народу в этом городишке могут загореться желанием поразвлечься, сыграв кон-другой с такими людьми, как старина Уайатт Эрп, если, конечно, это не звучит слишком нескромно.

Джонни тихо засмеялся, откинувшись в кресло и улыбаясь.

— Нет… нет, Уайатт. Вы отнюдь не говорите нескромно.

Аль Капоне не был долбаным вором.

И этим бизнесмен из Бруклина, двадцати одного года от роду, немало гордился. Конечно, давным-давно, когда он тусовался с подростковыми бандами, он участвовал в типичном мелком воровстве, свойственном нежной поре детства — отнять деньги на ланч, перевернуть тележку, вывалив на мостовую хлебницы, чтобы подобрать несколько свежих булок. Детские забавы — не хуже, чем дергать за бороды стариков, бить окна и уличные фонари.

И никто не скажет, что он не получил хорошее, приличное воспитание. Его папа, Габриеле, был брадобреем, его мать, Тереза, — швеей, любящей, доброй и изумительно готовившей женщиной, о чем живо свидетельствовали его нынешние сто килограммов веса, продолжавшие копиться. У папы было дело, а еще он читал и писал по-английски, благодаря чему Капоне очень быстро поднялись, прожив всего пару лет в действительно мерзком жилище.