Символ веры - Александр Григорьевич Ярушкин

боевая дружина и солдаты МосковскоЗвенигородского полка, примкнувшие к ним еще на станции.

Обыватели, встревоженные событиями, закрывали ставни домов, купцы вешали на двери лавок и магазинов пудовые замки.

Возле Новобазарной площади к демонстрантам ринулась было толпа черносотенцев, но при виде изготовившихся к стрельбе членов боевой дружины откатилась назад.

На собрании в железнодорожном клубе был избран стачечный комитет.

Петра Белова Исай Ашбель разыскал на улице. Петр вместе с другими дружинниками охранял подступы к клубу.

— Ну, что там? — нетерпеливо спросил Петр.

Исай коротко ответил:

— Стачком выбрали.

— Кого? — заинтересовался Кеха.

— Полунина, Бушуева, Евграфова, Овчукова, Пыжова и Минского,

— А Минский — это кто такой? — озадаченно наморщил лоб Кеха.

Петр пояснил:

— Томский товарищ, представитель Сибирского союза. Да ты его видел на митингах, на маевку он приезжал.

— А-а, — вспомнив, протянул Кеха и с уважением добавил: Сильный оратор.

Ашбель отозвал Петра в сторону:

— У меня к тебе разговор. Решено направить тебя в Томск за литературой. Явка та же, у Веры.

— Понятно, — ничуть не удивился Белов. — Когда отправляться?

— Сейчас, — улыбнулся Исай. — Заодно переговоришь там, выяснишь, есть ли новые указания ЦК, и как сами томичи готовятся к вооруженному восстанию.

— Постой! — удивленно замер Петр. — Как же я доберусь? Движение-то остановлено.

— Только для правительства, — снова улыбнулся Ашбель.

8

Закинув ногу на ногу, в кабинете Леонтовича сидел начальник отделения Жандармского управления Сибирской железной дороги ротмистр Жихарев, рыхловатый мужчина лет сорока с закрученными вверх усами.

— Что-то вы нынче в партикулярном платье, коллега? — усмехнулся Леонтович.

— Тут не только партикулярное, в дамское нарядишься! — ворчливо отозвался тот. — Черт знает, что творится! Поезда стоят, углем не загружают, водой не заправляют, телеграф оккупирован забастовщиками. Представляете, сидит там некий молодой человек и решает, какую телеграмму отправить, а с какой повременить! И ведь не арестуешь! Разорвут!

— Да-а, — сочувственно покивал Леонтович, потом поинтересовался: — Не Рыжиков, случайно, фамилия молодого человека, командующего телеграфом?

Жихарев озадаченно выпучил глаза:

— Рыжиков. А вам откуда известно?

— Предполагаю… Этот телеграфист давно у меня на примете… В июле он принимал весьма энергичное участие в организации митинга близ ипподрома, причем прибывшие из Томска ораторы появились на митинге как бы под его охраной.

— Что же вы меня не уведомили своевременно? — обиженно надул губы Жихарев. — Не по-товарищески получается, Сергей Васильевич.

Леонтович развел руками:

— Не серчайте, коллега… Сведения-то непроверенные… не хотел вводить в заблуждение. Вчера вот, к примеру, поступила информация, что Рыжиков до начала забастовки находился в оживленных сношениях с телеграфистом станции Кривощеково Кашинцевым. А о чем беседовали, одному Богу известно…

— Скорее уж черту, — печально проговорил Жихарев, потом угрюмо выпятил подбородок. — Может, арестовать всех?

— Чревато эксцессами. Как бы самим не оказаться в каталажке.

— С них станется… — Жихарев вздохнул: — Водки у вас нет?

— Не держу.

— Плохо… Все плохо…

— Наберитесь, терпения, — подбодрил Леонтович Жихарева. — Придут и лучшие времена. В России смут было много, да все канули в Лету. Наше дело фиксировать факты и ждать.

— Хорошо вам говорить — ждать, — насупился Жихарев. — А на станции воинские эшелоны! Солдатня того и гляди вокзал разнесет. Отправки требуют. Разбаловали их в Маньчжурии, чуть что, хватаются за оружие.

— А вы чего хотели? — заметил Леонтович. — Они же кровь проливали, а им за это Портсмутский мир! Квантунскую арендованную область и всю южную ветку КВЖД япошкам отдали. Южную половину Сахалина — им же. Оплатили содержание военнопленных, предоставили право рыбной ловли в территориальных водах… Чего ж удивляться, что даже офицеры бесятся? Надо не злиться, а использовать сложившуюся ситуацию.

— Каким образом?

Леонтович улыбнулся:

— Растолкуйте солдатикам, что отправку задерживают вовсе не власти, а забастовщики. Подскажите солдатикам, что мы все с удовольствием бы помогли героям добраться до дому, но делами на дороге крутит-вертит стачечный комитет.

— Разумно, — потер руки Жихарев, оживляясь. — Пойду-ка распоряжусь. Пусть унтер-офицер Лощинский всерьез этим займется.

И поднялся, щелкнув каблуками:

— Честь имею!

9

Эшелон, в котором возвращался домой Андрей Кунгуров, остановился, не доезжая станции Обь. Солдаты, привыкшие за время долгого пути из Маньчжурии к бесконечным и беспорядочным стоянкам, высыпали из вагонов, загомонили. Начальник эшелона послал кого-то из унтер-офицеров узнать, в чем дело.

Андрей и те солдаты, которым предстояло добираться до своих деревень из Новониколаевска, торопливо распрощались с попутчиками и зашагали по насыпи.

Собственно, с сослуживцами Андрей распрощался еще в госпитале, перед отправкой, и сейчас, удаляясь от теплушки, испытал лишь легкую грусть. Все мысли Кунгурова были заняты ожиданием встречи с Татьяной, которую он решил непременно разыскать в городе. Это желание заглушало даже тоску по матери.

Запыхавшийся унтер попался навстречу:

— Вам хорошо, а мы надолго застряли! Мазута бастует! Пойду наших подниму! Удумали, домой не пущают!

Возле вокзала грозно шумела толпа солдат с эшелонов, забивших все пути. Подзуживаемые офицерами нижние чины наседали на начальника станции. Тот, испуганно бледнея, отвечал, что ничем помочь не в состоянии, поскольку всем теперь ведает стачечный комитет. Внезапно в поле его зрения попал проходивший мимо машинист паровоза.

— Уважаемый! — окликнул начальник станции. — Объясните, пожалуйста, почему остановлено движение?

Мигом окружив седоусого паровозника, солдаты с криками и бранью принялись требовать, чтобы он немедленно подогнал к составу локомотив. Железнодорожник попытался вырваться, но это еще больше озлобило толпу. На машиниста посыпались удары.

Именно в этот момент у вокзала появился Петр Белов. Не раздумывая, он бросился в толпу:

— Не тех бьете!

— А ты еще кто такой?

Солдаты оборачивались, сплевывали угрожающе, но вид у Петра был столь решительный, что самые ретивые разжали кулаки.

— Сами подумайте! — крикнул Петр. — Разве этот машинист виноват в том, что вы терпите по пути домой? Страна поднимается на борьбу с самодержавием, а вы собственных братьев бьете!

— Ты нас не пужай!

— Мы свое отвоевали, домой хотим!

— Молод ишшо. Скажи лучше, пошто нас тут держат?

Понимая, что каждое неловкое слово может вызвать взрыв

возмущения, Петр громко заговорил:

— Наша стачка направлена против царя, против властей, против купцов, нажившихся на вашей крови! Мы боремся с самодержавием, ввергнувшим вас в войну, мы хотим, чтобы власть была передана Учредительному собранию! Ну кто вас может еще защитить, кроме Учредительного собрания?

Солдаты зашумели.

Машинист, улучив момент, шепнул:

— Спасибо, браток.

— Полунина знаете? — быстро спросил Белов.

— Михаила Ивановича? Конечно.

— Бегите в стачком к нему. Объясните ситуацию.

Пользуясь тем, что солдаты