Серенада над морем - Кэрол Грейс

— В джип! — скомандовал он.

Он чувствовал ее сопротивление, напряжение во всем теле.

— О чем ты хочешь говорить? — Она упиралась ногами, когда он тянул ее к машине.

— О тебе и обо мне.

— Нам больше не о чем говорить. — В голосе звучала нота отчаяния.

— Ты уверена?

Если она беременна и не сказала ему… Нет, это невозможно. Она не может так поступить с ним. После всего, что они пережили. Горы анализов. Ожидание и разочарование. Он открыл дверцу джипа со стороны пассажира. Взяв ее за локти, с силой опустил ее на сиденье. Сам обошел машину и сел за руль.

Оливия переплела пальцы, чтобы скрыть, как дрожат руки. Мысли неслись, обгоняя друг друга. Нервы напряглись до предела. Злость, какую испытывал к ней он, буквально висела в воздухе. Конечно, он бы все равно узнал, что она беременна. Но она надеялась, что на это понадобятся месяцы. Она уедет в свой университет, он — в свой…

— Ты хочешь мне что-то сказать? — спросил он.

Он знал! Но откуда? Она сама только что обнаружила.

Опасаясь, что голос выдаст ее, она покачала головой.

— Ты беременна?

Она попыталась отвести взгляд. Но он обхватил ее лицо ладонями и заставил смотреть ему в глаза. Она долго не отвечала, да это и не надо было.

— Как ты могла не сказать мне? — У него бессильно упали руки.

— Я хотела, но не смогла. Я знаю, как ты к этому относишься.

— Ты знаешь, как я к этому отношусь? Тогда ты, конечно, знаешь, что я схожу с ума из-за того, что моя жена не говорит мне, что она беременна. Что мне приходится узнавать об этом от чужих людей.

— Мэрилин? — пробормотала она.

— Да, Мэрилин. Скажи мне, почему? Это все, что я хотел бы знать. Почему, Оливия, почему?

— Потому что ты говорил, что хочешь иметь детей, а потом я поняла, что ты передумал.

— Как ты могла решить, что я передумал?

— Ты сказал, что дети будут препятствовать карьере. Что ты не хочешь ни с кем меня делить. Ты это говорил, не отрицай!

— Постой, постой. Я это говорил, потому что думал, что мы не можем иметь детей. Я старался успокоить тебя. Конечно, я хочу детей!

— Хотела бы я верить тебе, Джек, но не могу. Помнишь, когда я спросила у тебя, уверен ли ты, что не хочешь иметь детей? Ты ответил, что нельзя быть увереннее. Когда ты лгал? Тогда или сейчас?

— Тогда. Пусть я лгал тогда, идет? Ну застрели меня. Я виноват. Во всяком случае, я не виноват в том, что скрывал от тебя самое важное, что случилось этим летом, что случилось в моей жизни. Ты думала, что я не узнаю… что ты… что мы… — Он замолчал на середине фразы, слишком разозленный, чтобы найти нужные слова.

— Ты лгал и когда говорил, что ни с кем не хочешь делить меня? Потому что, насколько я знаю, дети дают много поводов для дележки.

— Это значило, что мы все будем делать вместе. Ты, я и ребенок. Наш ребенок!

— Я знала, что ты это скажешь. Джек, я не могу так жить. Поэтому ты поедешь в Калифорнию, а я останусь с ребенком в Санта-Кларите. Ты сам сказал, что ребенок будет мешать твоей карьере. — С этими словами она открыла дверцу, выпрыгнула из джипа и пошла через поле туда, где шло веселое празднование.

В день, когда они покидали остров, небо заволокло облаками. На пароме не происходило ничего неприятного. Но никто не мог забыть катастрофу, разыгравшуюся в начале лета. Оливия стояла у ограждения недалеко от спасательных лодок.

На этот раз, когда Джек подошел к ней, она не удивилась. Но и не обрадовалась. Нельзя же без конца спорить на одну и ту же тему. Он не сомневался, что они покинут раскопки вместе. Она с не меньшей уверенностью считала, что этого не будет. Больше сказать нечего. Будущее без Джека будило самые темные мысли.

— Я насчет медового месяца, который обещал тебе, — сообщил он.

— Не беспокойся. Я не жду его. В этом нет необходимости.

— Ты имеешь в виду потому, что ты уже беременная?

— Нет, потому… Этого просто не надо.

— Я всегда выполняю обещания. Ты же знаешь. Когда мы высадимся в Пирее, машина с водителем отвезет нас на Берег Аполлона.

— Туда, где храм Посейдона? — У нее перехватило дыхание. — Я всегда мечтала его посмотреть. — Что с ней происходит? Она собиралась отказаться от любого предложения, какое он сделает. Но ведь она не знала, что это будет путешествие к храму V века!

— Я это знал. Нам надо быть там на закате, когда на фоне белых колонн храма вид особенно живописный.

— Ох! — Это все, что она смогла сказать. Это лучше, чем «нет» или «да». Это давало немного времени, чтобы успеть додумать все до конца. Хотя, по правде, ей не удавалось думать. Она могла только чувствовать, и чувства с каждой минутой становились все сильнее и сильнее. Это могли быть разыгравшиеся гормоны. Или морской воздух. Или Джек.

— Мы остановимся на побережье в отеле «Эгейское море».

— Джек, — проговорила она, задыхаясь, — ты подумал обо всем. — Могла ли она отказать мужчине, который подумал обо всем? Она считала, что могла. Но не в те минуты, когда он выглядел как греческий бог — с взъерошенными ветром волосами и голубыми глазами, от которых взгляд не оторвешь.

— Обо всем, кроме купальника. Мы по дороге остановимся и купим.

— Я, м-м-м, купила в городе еще вчера.

— На случай, если кто-то предложит медовый месяц где-то на побережье? — спросил он. — Миссис Окли, вы изумляете меня. Вы особа, которая думает обо всем.

— Никогда не знаешь, что потребуется, — чуть улыбнулась она.

— Но теперь ты уже знаешь? Знаешь, что я тебя люблю? И ни на один день больше не оставлю.

— Лучше не оставляй. — Солнце пробилось сквозь облака. — Если ты уедешь, я уеду с тобой.

Два года спустя

Так много любителей древних развалин записались в тур Джека и Оливии, что некоторым пришлось предложить подождать следующего раза.

— Как ты думаешь, нам не следовало упомянуть о третьем члене нашей руководящей команды, пока мы не отправились в путь? — спросила Оливия у Джека. Она стояла на балконе «Гранд-отеля», окна которого выходили на воды древнейшего города острова Сицилия — Сиракузы.

Джек взглянул на спавшую в гостиничной кроватке дочь и улыбнулся.

— Она так популярна в туристской группе. Это даже удивительно.

— Кажется, никто не возражает, что она путешествует с нами в твоем рюкзаке или в ходунке.

— Конечно, не возражают. — Джека удивила сама мысль об этом. — Хотел бы я посмотреть на того, кто начал бы возражать.