У страха глаза велики - Екатерина Вильмонт

— Спасибо, с удовольствием.

Я объяснила ей, как нас найти. Она пришла, несколькоошарашенная роскошью дома. И в квартире озиралась с удивлением и любопытством.Но ничего не спросила.

— Маша, я сейчас расскажу тебе все, а потом вы со Степкойсвободны как ветер часов до пяти. — И я выложила ей то, что с нами вчерапроизошло. — А как вел себя твой дядя? — поинтересовалась я, закончив рассказ.

— Он вчера поздно вернулся, то есть не поздно, в девятьчасов, но… В общем, оттуда он пошел не домой, а куда, я не знаю. Тольковернулся он хмурый и сказал, что ему придется уехать раньше, чем он планировал.И все. Больше я ничего не знаю. Жалко, что у вас так вышло и вы про дядю ничегоне узнали. А может, и не жалко, может, так лучше… — задумчиво проговорила она.

— Не исключено, — отозвалась Матильда. — Иногда лучше знатьпоменьше…

Маша тяжело вздохнула. Видимо, она очень боялась за дядю.

Мы провели чудесный вечер! Младший брат Поля, Пьер, а попростуПетька, оказался довольно занудным и молчаливым парнем, но это нисколько неиспортило нам настроения. Да и Степанида была страшно довольна. Она слегкапосмеивалась над Петькой-Пьером, не чувствовала себя обузой для нас ипросто-напросто наслаждалась прогулкой, Парижем, вкусной едой, суматохоймировой столицы, толпами туристов, ей было легко и весело, я это видела. Ну имы с Мотькой тоже наслаждались. Домой мы вернулись во втором часу ночи и сразузавалились спать. Решено было с утра никуда не таскаться, а подготовиться кпоездке в «родовое поместье». Мотька, конечно, дергалась, что подарить такомучеловеку, но я сказала, что мы едем вместе и вполне достаточно будет, если мывместе и подарим ему последний дедушкин диск с песнями Шуберта и запись «ДонаКарлоса».

— А дед тебя не заругает? — спросила Степанида.

— Нет, я ему свои подарю, а потом попрошу деда возместитьмне утрату! — засмеялась я.

На том и порешили.

«Родовое поместье» находилось примерно в часе езды отПарижа, но мне эта дорога показалась вдвое длиннее из-за непрестаннойвосторженной болтовни Оксаны Семеновны. Сначала я еще прислушивалась извежливости, а потом перестала. Куда интереснее было наблюдать за Степанидой,которая не отлипала от окна, время от времени изумленно оглядываясь на ОксануСеменовну. «И что она, помолчать не может?» — было написано на выразительнойСтепанидиной мордашке.

Но вот машина остановилась у красивых ворот, за которыми находилсявесьма обширный сад, вернее, даже небольшой парк. Мы вошли, и нашим глазампредставилось поистине очаровательное зрелище. Двухэтажный дом, сложенный изсерого камня, с белыми окнами (на первом этаже это были сплошь окна-двери), ивесь увитый плющом. А перед домом на просторной лужайке расставлены столики подпестрыми зонтами и белые кресла. Между ними ходили люди, нарядно одетые, янасчитала человек двадцать пять.

— Мамыньки, я такое только в кино видала, — прошепталаСтепанида. — Обалдеть!

— Да, не слабо, — согласилась с нею Матильда.

— О боже! С ума сойти! Вот уж поистине французское жилище!Юрий Петрович, ты видел что-нибудь подобное? Везет же людям! — восклицалаОксана Семеновна.

И тут откуда ни возьмись появился виновник торжества.

— А, гости дорогие, прошу, прошу! Располагайтесь, чувствуйтесебя как дома! Я ни за кем не ухаживаю, никого не угощаю, все на столах! Ксюша,проследи, будь так добра, чтобы девочки не остались голодными!

— Тимофей Михайлович, — сказала я, — мы не знали, что вам подарить,и вот решили… Раз вы поклонник деда…

Я протянула ему наши дары. Он обрадовался, и даже, кажется,искренне.

— О! Я еще не видел этого диска! Спасибо! Большое спасибо!Весьма тронут! А это и есть ваша кузина? — обратился он к Матильде.

— Да. Ее зовут Степанида.

— Степанида? Очаровательно! Ну что ж, очень рад… И,повторяю, будьте как дома.

— Ася, я есть хочу! — заявила Степанида, когда хозяин домаотошел. — Только ты мне скажи, как тут полагается…

Я взяла ее за руку, и мы втроем подошли к столу, уставленномувсякими яствами. Я сунула ей в руки большую тарелку.

— Ну, Степка, что тебе положить?

— А я знаю? Тут столько всего… — растерялась она.

— Запросто можешь перепробовать все, но постепенно… С чегоначнем?

— А вот это что?

— Это лангусты, что-то вроде крабов, но вкуснее. Положить?

— Угу.

Я навалила ей на тарелку много всякой всячины, налила ввысокий стакан апельсинового сока и усадила за маленький столик.

— Питайся, Степка!

— А вы?

Мы с Матильдой переглянулись и поняли, что дали маху. Чтобыпродержаться до позднего вечера, не взяв в рот ни крошки хозяйских яств, надобыло поесть дома, а мы, дурищи, не сообразили. При виде всей этой вкусноты унас потекли слюнки. А в довершение всего к нам подошел хозяин дома и сказал:

— Девочки, что ж вы ничего не едите? Нехорошо! Оченьрекомендую вот эти вафли с сыром! Попробуйте, попробуйте!

Ничего не попишешь, пришлось пробовать вафельные трубочки сострым сыром. Они и впрямь оказались восхитительными. Но уже съев по вафле итем самым нарушив запрет, не имело смысла поститься, и мы воздали должноекулинарным изыскам.

— Вкуснотища! — с полным ртом проговорила Степанида. — Ивообще, мне тут нравится! И этот Холщ… он тоже ничего, симпатичный!

К счастью, Оксана Семеновна от нас отвязалась. Она сейчастерзала какого-то пожилого человека, который слушал ее с рассеянной улыбкой,время от времени кивал, но, по-моему, думал о чем-то своем. А Юрий Петрович старелкой расхаживал по саду.

Насытившись, Степанида спросила:

— А теперь чего?

— А теперь, — засмеялась Мотька, — веди светскую жизнь!

— Как это? — растерялась Степанида.

Мы с Мотькой расхохотались.

— Издеваетесь? Да?

— Что ты, Степка! Просто мы и сами не очень знаем, что тутделать, — призналась Мотька. — Гости почти сплошь французы, и не поговоришь… Нодо чего дом красивый, мечта просто…

— Да.

— И сад… Вот будешь подружкам в Москве рассказывать, неповерят.

— Ой, остолопка! — хлопнула себя по лбу Степанида и полезлав сумочку. Оттуда она достала маленький фотоаппарат.

— Гениально! — воскликнула Мотька. — Это надосфотографировать!

Теперь Степанида была при деле!

— Степка, а у тебя на пленке еще много кадров? — спросилаМатильда.